Людовик и Елизавета
Шрифт:
Жан Брульяр уже сидел в кабачке и с кислым видом потягивал мутное пиво. Приход Ваньки заставил его оживиться: Брульяр боялся, что именно сегодня, когда у него есть чем похвастать, купец не придет за товаром. А товар был таков, что за него, по мнению Брульяра, можно было бы спросить хорошую цену.
Ванька с Брульяром уселись так, чтобы видеть и слышать всех, но чтобы их никто подслушать не мог. Затем Жан начал свои обычные подходы вокруг да около.
— Вот что, почтеннейший: я — травленый зверь и как бы охотник ни прятал оружие, а я его за версту по чутью распознаю. Бросьте играть комедию и давайте говорить прямо, как подобает взрослым и серьезным людям. Вы — агент на службе русскому правительству? Не отрицайте, потому что я вам все равно не поверю. Вы хотите получить от меня какие-либо сведения? Я могу дать вам таковые, потому что именно сегодня мне удалось напасть на важный след. И впредь я могу сообщать вам много ценного. Но за такие вещи надо платить. Поэтому первый вопрос: сколько?
— Да позвольте, милый друг, — ответил Ванька, — как же я могу тебе выложить на стол деньги, когда даже не знаю, что именно ты собираешься мне рассказать? Может быть, я сам это давно знаю, да и так может быть, что ты просто выдумал свои новости… Ты не обижайся, мне на всякий народ напарываться приходилось!
— Так и ты не обижайся, — в тон ему ответил лакей, — но мне тоже на всяких сыщиков напарываться приходилось. Иному откроешь по глупости важный секрет, а потом ищи ветра в поле!
— Ну, ближе к делу, паря! Ты сколько хочешь?
— Десять червонцев в задаток, а когда мое сообщение подтвердится, еще пятьдесят!
— А ты, часом здоров, паря? Коли хочешь дело со мной делать, так говори толком! Хочешь — уж от доброты даю — червонец в задаток сейчас и десять потом, если твое сообщение подтвердится.
— Брось, милый мой!.. — небрежно ответил Жан. — Да мне наш посол дороже даст, лишь бы я секрета не раскрывал…
— А хочешь я сейчас "слово и дело" крикну? — обозлившись, пригрозил Каин. — Небось под пыткой все задаром скажешь!
— Милый мой, я — французский подданный.
— На это мне наплевать! Ворон твоих костей не сыщет, жаловаться-то некому будет!
— А потому это тебе же будет невыгодно. Ну, узнаешь ты мой секрет задаром. А дальше? От кого ты все следующее узнаешь!
— Ну, вот что: хочешь два червонца сейчас, а если твое сообщение стоит того и подтвердится, еще от десяти до пятнадцати, смотря по важности.
— Деньги на стол! — ответил Жан.
Ванька выложил перед ним два червонца, Брульяр проворно спрятал их и принялся рассказывать:
— Мне с самого начала показалось подозрительным, что переводчик шведского посольства Шмидт часто приходит к нашему маркизу и потом уединяется якобы для работы в отдаленной и запущенной комнате посольства. Однажды я по небрежности забыл налить чернил в чернильницу. Шмидт проработал в комнате часа четыре, но по выходе оттуда не сказал ни слова. В следующий раз я уже нарочно не налил чернил и опять Шмидт не заметил этого. "Эге! — подумал я, — тут дело нечисто! Как же он переписывает бумаги раз даже не нуждается в чернилах?" И вот я решил подглядеть за Шмидтом. Ключ от комнаты хранится постоянно у камердинера маркиза, но такой пустяк меня не остановил: я сейчас же сделал слепок с ключа, ночью пробрался в комнату, все там осмотрел, но ничего подозрительного не увидел. Сегодня счастливая случайность дала мне возможность пробраться в комнату перед Шмидтом и запрятаться там в складки широкой портьеры. Шмидт не заметил меня, так что мне удалось подглядеть за ним. Оказалось, что посредством системы рычагов самый невинный на первый взгляд шкаф опускается вниз, открывая проход в потайную комнату. Подождав часик, я повернул тот же рычаг и сам пробрался в эту вторую комнату. Я убедился, что в полу имеется люк, ведущий в какое-то подземелье. Пока я еще не решился спуститься туда, это я сделаю в следующий раз, когда будет безопаснее.
— Но что же было в потайной комнате?
— Там стоят шкафы со всевозможным платьем для переодевания и шкафчики с разными пузырьками, баночками и скляночками для притиранья. Ясно, что Шмидт переодевается в этой комнате и через люк куда-то ходит…
— Э! — воскликнул Ванька под влиянием мелькнувшего у него подозрения. — Да нет! — упавшим голосом ответил он себе на явившуюся мысль, — не похоже…
— Что не похоже? — спросил Жан.
— Да так… У меня свои мысли… — ответил Ванька.
— Ну, так что скажешь? Разве не стоит мой секрет хороших денег? — хвастливо осведомился Брульяр.
— Пока что он, милый друг, даже тех двух червонцев, которые я дал тебе, не стоит! Что я от тебя узнал? Что во французском посольстве какая-то тайна имеется? Так в каком же посольстве ее нет?..
— Но идя указанным мною путем, можно разгадать эту тайну!
— Так вот ты и разгадай ее. Разузнай, куда ведет подземный ход, в какое обличье наряжается этот Шмидт. Кстати, я десять червонцев не пожалел бы, если бы ты мог узнать, кто такой этот Шмидт, потому что мне кажется, что он только выдает себя за Шмидта.
— Это мне тоже казалось, только Шмидт — самый заправский франкфуртец Шмидт. Я уже давно навел справки: ведь у меня везде имеются друзья… Отец Шмидта — доктор, был когда-то при дворе Петра Первого, но бежал, так как похитил у Меншикова его крепостную девку, в которую влюбился. За границей они обвенчались, и от матери-то Шмидт и научился русскому языку…
Поговорили еще о том о сем; наконец Ванька простился с Жаном и, еще раз поручив ему во что бы то ни стало досконально разведать представившуюся тайну, отправился к Кривому, чтобы доложить ему о результатах этого дня. Ванька шел гоголем, теперь он был уверен, что Кривой откажется от обычного иронично-снисходительного отношения к его докладам.
Действительно, рассказ о том, как монах, по показаниям Алены, оказался Столбиным, произвел большое впечатление на Семена. Итак, теперь уже можно было считать совершенно бесспорным, что Столбин здесь и интригует в пользу царевны! Одна эта уверенность представляла собою нечто положительное!
Кривой вполне одобрил расправу Ваньки с женой — по его мнению, было бы небезопасно терпеть подле себя женщину, которая способна таить самую подлую измену. Конечно, всякую другую можно было бы заставить заманить Столбина в западню, но Алена представляла собой сущую змею, которая тридцать раз перекинется из стороны в сторону. Ну и отлично — "баба с возу, кобыле легче!"
Немалое впечатление произвела на Семена передача рассказа Жана. Он тоже заподозрил в Шмидте Столбина, но наведенная Брульяром справка уничтожила это подозрение.
— Конечно, очень возможно, что твой малый ошибается, — сказал он. — Там, в посольстве-то, тоже не дураки сидят, и если они дали Столбину ложное имя, то не выдумали его, а взяли заимообразно. Я постараюсь сам повидать Шмидта и тогда распознаю, не Столбин ли он. Но сейчас это нам совершенно неважно. Столбин для нас тьфу. Самое важное — держать в своих руках нити заговора, который сплетется вокруг Брауншвейгского дома. Наше дело очень трудное: принц Антон, которому постоянно пишут из-за границы, чтобы он опасался цесаревны, лишен всякой власти, а правительница только отмахивается — она верить не хочет, чтобы что-нибудь затевалось…