Людовик XIV, или Комедия жизни
Шрифт:
Жермин встал и с глубоким поклоном отступил назад.
— Ваше величество имеет полное право относиться ко мне с недоверчивостью, так как я осмелился восстать против вашего горячего желания. Но если даже в наказание за это вам угодно будет отвергнуть мои услуги в то самое время, когда все верные приверженцы ваши собираются вокруг вас, то и тогда я не переменю своих убеждений, и тогда я скажу вам, что дочь самого бедного англичанина будет лучшей королевой для Англии, чем синьора Гортензия — эта итальянка, которая принесет с собой католицизм и ненавистную политику Франции!.. Я уверен, что, узнав о важной перемене в вашей судьбе, кардинал употребит все меры, чтобы вручить вам руку своей племянницы, хотя еще недавно считал вас слишком ничтожной партией для этой госпожи. Пользуясь вашим расположением к ней, на вас, конечно, поспешат наложить бурбонское ярмо, которое будет в высшей степени гибельно для интересов вашей династии!..
Вы никогда не достигнете искреннего сближения между Францией и Англией. В настоящее время Англия горячо желает, чтобы вы вступили на престол, но когда станет известно, что вместе с вами возвратятся французская политика и иезуиты, то пыл ваших приверженцев значительно охладеет, и кто знает, какой исход примет тогда ваша борьба!.. Вспомните, принц, судьбу вашего отца!.. Не ставьте на карту интересы вашей династии из-за женщины!.. Гортензия Манчини может быть любовницей Карла Второго, но не может быть королевой Англии!..
Карл задумчиво ходил по комнате. Не дожидаясь его ответа, лорд Жермин с почтительным поклоном вышел из комнаты, предоставив сделать остальное Вильерсу и леди Барбаре, которая только что впорхнула в комнату.
Радостная весть, пришедшая из Англии, распространилась на другой день по всему Фонтенбло. Король в сопровождении Мазарини поспешил сделать визит своему дорогому кузену. Карл II принял их, окруженный своей небольшой свитой.
Тут был брат его, принц Яков Йоркский, лорд-канцлер Кларендон Вильерс, Рочестер, леди Барбара и лорд Жермин. Недостатка не было в дружеских уверениях и любезностях. Проводив Людовика XIV до его покоев, Мазарини в сопровождении графа де Лароша снова вернулся к принцу и попросил у него частной аудиенции.
Карл II принял кардинала с самой любезной улыбкой. У принца остался только один лорд Жермин.
— Я полагаю, — сказал принц, — что предметом настоящего разговора будут наши семейные дела, а так как лорд Жермин сегодня же возвращается в Сен-Коломбо, то я приглашаю его присутствовать при этом свидании, чтобы он мог передать ее величеству, моей любезной матушке, результат нашей беседы.
Кардинал охотно бы вышвырнул за дверь ненавистного Жермина, но должен был отвечать с самой сладкой улыбкой:
— Это совершенно зависит от желания вашего величества! Я не смею долго задерживать вас своим присутствием и потому прямо приступлю к цели моего посещения. Вы, конечно, помните, сир, то предложение, которым пять лет назад вы удостоили мою племянницу Гортензию. Я строго выполнил данные вам обещания. Я отклонил искательства Армана де ла Порта, и Гортензия по-прежнему свободна. Чувства ее к вам нисколько не изменились. Значит, теперь вопрос заключается только в том, помните ли вы, сир, данное вам слово?
— О, конечно, эминенция, я помню все как нельзя лучше и в особенности условие, касающееся леди Барбары Палмер и лорда Вильерса!
— Я полагаю, что ваше величество вполне разделяете мое мнение относительно этого вопроса?..
— Не совсем, кардинал! Мне кажется, было бы черной неблагодарностью с моей стороны удалить от себя вернейших друзей, которые не покидали меня в тяжелые времена, когда все с пренебрежением отвернулись от бедного изгнанника!..
Кардинал злобно улыбнулся.
— Утешения, расточаемые вашему величеству леди Барбарой, были, может быть, не совсем бескорыстны!..
— Но тем не менее настолько мне дороги, что я не решаюсь отвергнуть их из-за весьма слабой надежды быть вполне вознагражденным за эту жертву вашей племянницей. Впрочем, я должен откровенно сознаться, что строгость, с которой вы старались удержать мое чувство к синьоре Гортензии в должных пределах, значительно охладила его, так что в настоящее время я далеко не чувствую того восторга, который овладевал мною прежде при виде этой прелестной девушки!
Кардинал побледнел.
— Короче говоря, ваше величество берете назад свое предложение и заставляете мою племянницу тяжелой ценой искупать ошибку ее дяди!.. Удивляюсь великодушию вашего величества!
— Ваше удивление, эминенция, совершенно напрасно, так как в этом случае я следую только вашему примеру. В настоящую минуту я искренно благодарю вас, что вы сочли мою сестру, принцессу Анну, слишком ничтожной партией для вашего государя, в противном случае вы бы значительно затруднили мое отступление. Неужели вы думаете, кардинал, что честь, которой удостоится дочь Карла Первого, став супругой принца Анжуйского, так велика, что я, наследник английского престола, должен не иначе отблагодарить за нее, как предложив племяннице кардинала английскую корону?! Я имею смелость думать, что для меня найдется достойная партия и без вашей помощи, к которой я вообще не рассчитываю обращаться ни в делах любви, ни в политике!
О, если бы кто-нибудь заглянул в душу Мазарини и увидел, какая злоба душила его! Он судорожно сжал в руках своих палку, на которую опирался. Его болезненно согнутый стан гордо выпрямился.
— Так вот какова программа вашего будущего царствования!.. Такая откровенность заслуживает благодарности! Я не премину обратить внимание моего монарха на ту легкость, с какой английский король освобождает себя от обязательств, которые ему более не представляют выгод!.. Но считаю долгом предупредить вас, что недоброжелательные люди, — Мазарини бросил на Жермина взгляд, полный ненависти, — посоветовавшие вашему величеству этот план действий, впали в грубую ошибку. Отказываясь от дружбы Франции, вы делаете при самом начале вашего царствования непоправимый промах!
— Вы превратно поняли мои слова, кардинал. Я нисколько не отказываюсь от дружеского союза с Францией, я говорю только, что Англия будет гораздо лучшей союзницей, если ее не будет тяготить сознание, что она непременно должна быть ею.
— Может быть, придет время, когда вы пожалеете, что избрали этот ложный путь!..
Кардинал поклонился и вышел из комнаты. Он был поражен до глубины души, сильное волнение, испытанное им в продолжение всей аудиенции, совсем истощило его: он едва держался на ногах. Граф де Ларош подал ему руку и довел до экипажа.