Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947
Шрифт:
Макензену пришлось доложить о своем плане Гитлеру. С согласия генерала фюрер приказал атаковать силами пехотного учебно-демонстрационного полка, причем на очень узком участке фронта, чтобы добиться максимального эффекта от нашей артподготовки. Нам пришлось заплатить за обе эти ошибки (я не могу снять с себя часть вины). Хотя пехотный учебно-демонстрационный полк был представлен мне как ударная часть, мне не следовало принимать это утверждение на веру. Я должен был понимать, что часть, находившаяся до этого на территории Германии и не обладающая боевым опытом, была не в состоянии хорошо проявить себя в крупной операции. Еще одним неверным решением стало то, что начало атаки было назначено на 6.30 вечера 16 февраля, то есть на слишком позднее время – полк, незнакомый с местностью, мог более или менее успешно осуществить запланированную операцию только в светлое время суток. Так или иначе, он был с позором отброшен противником.
Я твердо убежден, что 29-я панцер-гренадерская или 26-я танковая дивизии провели
Неудача второго наступления, предпринятого по указанию самого Гитлера, подтверждает мою правоту. Хотя я не ждал никакого иного результата от повторения атаки на другом участке, я не мог отменить приказ фюрера и был вынужден считаться с политическими и военными факторами, влиявшими на решения Верховного командования вермахта. У нас в самом деле был шанс добиться определенного успеха, выйдя на исходный рубеж обороны противника и тем самым сократив площадь плацдарма. Если бы эта цель была достигнута, 14-я армия смогла бы сберечь свой личный состав, а у командования альянса возникли бы сомнения относительно того, можно ли вообще удержать захваченный участок побережья.
На этот раз мы должны были атаковать со стороны противоположного конца плацдарма, из района Систерны. Первый эшелон состоял из трех дивизий неполного состава. Уроки первого наступления были учтены – мы более серьезно подошли к вопросу о маскировке и предприняли отвлекающий маневр, хотя я был не уверен, что это необходимо на столь узком участке фронта. Первоначально наступление было назначено на 25 февраля, однако нам пришлось перенести его на более поздний срок из-за плохой погоды; даже 28 февраля все еще временами шли проливные дожди. В тот день, побывав в войсках (я всегда делал это накануне крупной операции), я уже собирался снова отложить наступление, но личный состав выделенных для него частей был настолько уверен в успехе, что я пошел навстречу пожеланиям солдат и офицеров и не стал менять дату и время атаки. Фактически неблагоприятные погодные условия были больше на руку нам, нежели противнику, поскольку позволяли добиться хоть какой-то внезапности, если это вообще было возможно. Противник в этом случае лишался танковой поддержки, а действия его корабельной артиллерии и авиации были бы существенно затруднены. Однако в день операции, 29 февраля, погода улучшилась, и все эти преимущества, на которые мы рассчитывали, были сведены на нет. Грунт подсох, и это позволило танкам противника преодолеть сложные участки местности. Поскольку наше наступление забуксовало, днем 1 марта я приказал нашим частям отойти на прежние позиции.
15 марта противник предпринял новое наступление в районе Кассино и Монте-Кассино, пытаясь ослабить нашу оборону путем сбрасывания на наши позиции беспрецедентно большого количества бомб и массированных артобстрелов. В бой были брошены лучшие британские штурмовые дивизии – 27-я, 4-я индийская и Новозеландская. Тем не менее, наши войска устояли. 1-я парашютно-десантная дивизия удержала свои позиции, а в ночь с 23 на 24 марта британское наступление было прекращено.
2-й воздушный флот под энергичным командованием фон Рихтгофена еще не успел полностью оправиться от серьезных потерь, понесенных им в битве за Сицилию, когда высадка противника в районе Салерно взвалила новый тяжелый груз на плечи наших летчиков. Однако, поскольку у нас не было больше нужды осуществлять мой изначальный замысел (а он предусматривал, что в случае вторжения противника южнее Рима наша авиация будет применена против итальянских дивизий, дислоцированных неподалеку от столицы), воздушное командование получило возможность сосредоточиться на действиях против военно-морской группировки вторжения. В результате был потоплен ряд кораблей и судов противника. Правда, это не нанесло существенного ущерба десантной операции. Эпизодическое использование нами подводных лодок и торпедных катеров вообще не дало никакого результата.
Во время боев, начавшихся после высадки противника, я, находясь как в воздухе, так и на земле, имел возможность собственными глазами увидеть, насколько наша авиация уступала противнику в численности и в технической оснащенности. Мне была вполне понятна критика сухопутных войск в адрес ВВС, хотя она и была незаслуженной. Временами наши летчики могли добиться локального успеха, но проводить тщательно спланированные военно-воздушные операции, имея 300 машин против 4000-5000 самолетов противника, было невозможно. В то же время не подлежит сомнению тот факт, что в ходе боев вокруг вражеского плацдарма поддержку с воздуха, которую обеспечивала авиация нашим сухопутным силам, ни в коем случае нельзя назвать ничтожной, а действия зенитчиков были весьма полезными. Рекомендация Рихтгофена о переносе боевого штаба люфтваффе в район Албанских высот, под крыло фон Поля, оказалась на редкость удачной. Благодаря ей командование ВВС получило хороший обзор всего района боевых действий до самого моря;
Ситуация, сложившаяся к марту 1944 года, была далеко не обнадеживающей. Обе стороны понесли тяжелые потери, и можно было с большой степенью вероятности предположить, что перед тем, как противник предпримет решающее наступление, на некоторое время наступит затишье. Чтобы выстоять под новым натиском противника, нам небходимо было использовать эту передышку для того, чтобы стянуть в район боевых действий побольше резервов. Было совершенно очевидно, что если альянс еще не добился соединения своего Южного фронта с силами, высадившимися на побережье, то твердо намерен это сделать. Следовало ожидать новых попыток осуществления этого замысла – при условии, что противник не решит пойти по более простому пути и высадиться в районе Сивитавеччии или Леггорна. За последнее время возможности альянса дать решительный бой возросли, поскольку ряд его дивизий превратился в по-настоящему боеспособные соединения.
Я считаю, что подобное развитие событий стало результатом кардинальной ошибки германской пропаганды, которая без конца издевалась над противником, упрекая его в отсутствии инициативы, и в конце концов побудила его изменить свои оперативные принципы. Если раньше войска альянса предпочитали продвигаться вперед осторожно, в соответствии с разработанным планом, рассчитывая каждый свой шаг и не ставя перед собой далеко идущих целей, то теперь их командование стало все чаще импровизировать, причем его стратегия совершенствовалась из месяца в месяц до самого окончания войны. В свое время я предпринял энергичные меры для того, чтобы положить конец упомянутой глупости нашей пропагандистской политики, но, увы, эта глупость уже дала вредные для нас плоды. Чтобы объяснить Гитлеру и Верховному командованию вермахта ограниченность своих возможностей, я отправил моего начальника штаба в ставку фюрера для обсуждения стоящих перед нами проблем. Эти проблемы можно было свести к двум основным моментам: при скоординированных действиях противника, силы которого превосходили наши и на земле, и на море, и в воздухе, невозможно было сдержать его наступление, даже обладая хорошо укрепленными позициями на побережье, но не создав при этом глубоко эшелонированной обороны; во-вторых, наши контратаки, как правило, успешно отражались противником при помощи плотного артиллерийского огня. При доминировании противника в воздухе на земле можно успешно действовать только при наличии особых погодных условий или исключительно благоприятного рельефа местности.
Можно было считать, что пока боевые действия завершились вничью. Как политические, так и стратегические проблемы остались прежними. Зато теперь мы столкнулись с вызванной экономическими причинами необходимостью сделать наш театр военных действий способным к самообеспечению.
Все эти моменты были учтены при проведении фортификационных работ, начатых еще в сентябре 1943 года. В результате «линию Густава» еще больше укрепили в местах вероятного наступления противника; ее глубина была настолько увеличена за счет бронированных и бетонных конструкций, а также промежуточных и передовых линий обороны, что позволяла сорвать даже очень крупную наступательную операцию противника уже на подступах к фортификационным сооружениям. Зная, что с помощью системы укреплений, вытянутых в одну линию, невозможно в течение долгого времени сдерживать наступление современной войсковой группировки и что в этом случае даже глубоко эшелонированная оборона может не выдержать, мы не прекращали работы на так называемой «линии С», расположенной к югу от Рима. Она проходила через Авеццано и тянулась к побережью Адриатического*моря, рельеф которого мы уже давно изучали. Эта линия укреплений плавно переходила в наши позиции, охватывавшие береговой плацдарм противника и район обороны, непосредственно примыкавший к столице с южной стороны.
Наличие всех этих укреплений существенно развязало нам руки в выработке нашей стратегии; тем не менее, нас все же сковывали превосходство противника в воздухе и очевидная слабость «линии С». Нам пришлось примириться с тем фактом, что мобильные операции на местности, контролируемой авиацией противника, при ясном небе, в горах или на равнине, при наличии негустой, но легко просматривавшейся с воздуха дорожной сети и при том, что ночи были короткими и лунными, могли привести к успеху только при условии исключительного везения. Фортификационные работы на «линии С» находились еще только в начальной фазе, а за этой линией, совсем неподалеку от нее, находились реки Тибр и Аньен и Рим. Длина линии укреплений также вызывала озабоченность. Правда, озерный участок между позициями 10-й и 14-й армий был вполне надежно защищен с помощью технических средств (к тому же в случае необходимости у нас была возможность вызвать наводнение). На соседних участках побережья, примыкающих с севера, была создана линия обороны, соответствующая их уязвимости. Самым неотложным вопросом было создание оборонительных позиций в Апеннинах – сооружение там системы укреплений, обладающей достаточной надежностью, требовало бы еще многих месяцев работы.