Лютая зима (Преображение России - 9)
Шрифт:
Сумерки становились все гуще, - перестрелка все реже.
Ковалевский дождался, когда стрелки его часов показали ровно шесть, и донес Котовичу:
"Роты первого батальона остались совсем без офицеров. Нижние чины трех первых рот почти полностью выбыли из строя. Атака высоты 370 может продолжаться только свежими крупными силами. Прошу указаний, будет ли прислан резерв для продолжения атаки".
Он надеялся, что Котович позволит отвести под прикрытием темноты ничтожные остатки рот и спасти недобитых раненых, но в хате на Мазурах в
Этого свежего батальона для продолжения атаки Ковалевский прождал напрасно еще около двух часов и, наконец, приказал санитарам убирать раненых и собирать винтовки.
Австрийцы выпускали иногда ракеты и при их свете продолжали стрельбу, но уже лениво, и около полночи все на высоте 370 умолкло: на нее спускался торжественно новый, 1916 год.
Но на север от нее и на юг все еще продолжало греметь, и тревожаще вспыхивали вверху и расцвечивали темноту то тут, то там очень яркие красноватые ракеты.
Ковалевский справился, наконец, по телефону, не заблудился ли тот батальон из резерва, который должен был прийти к нему продолжать атаку, и узнал, что этот батальон Баснин распорядился послать на помощь не ему, а полковнику Дудникову, атакующему совершенно не обстрелянные еще артиллерией позиции на высоте 367, - несколько южнее 370. И еще раз, но уж не в телефонограмме на имя командира корпуса, а прапорщику Ливенцеву с чувством сказал Ковалевский:
– Баснин сошел с ума! Это совершенно ясно. Пусть назначат медицинское обследование его умственных способностей.
После этого, сделав кучу распоряжений Струкову, он отправился в штаб полка: он решил, что больше тут ему уже нечего делать.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В "господском доме", самом большом доме в деревне, шла спешная работа полковых врачей и фельдшеров, так как он был отдан под перевязочный пункт и весь уже переполнен ранеными, когда добрался до него Ковалевский.
Ваня Сыромолотов перенес канцелярию полка в маленькую переднюю, а комнату, в которой была канцелярия, тоже небольшую, заняли девять раненых прапорщиков.
При свете стеариновой свечки, втиснутой в зеленую бутылку, Ваня начерно составлял список раненых нижних чинов. Ночь была все-таки холодная, двери передней то и дело отворялись. Ваня сидел в шинели и шапке. Из бывшей канцелярии доносились возбужденные, громкие голоса прапорщиков, уже перевязанных и наслаждавшихся горячим чаем, а дальше, в соседних с нею комнатах, стоял сплошной гул, иногда вскрикивания и затяжные стоны при перевязках.
– Сколько?
– коротко и понятно спросил Ковалевский, едва вошел.
– Пока принято свыше двухсот... кажется, двести двенадцать всего... Но все время приносят... а есть и такие, что сами приходят, - поднялся и пробасил Ваня.
– Рота раненых... Да рота будет убитых! Вот что сделали с нами эти Герасимовы,
– А она разве не была занята?
– в недоумении спросил Ваня.
Ковалевский поглядел на него так, что он тут же начал усиленно рыться на столе в куче телефонограмм, пока не услышал окрика:
– Какого же именно черта вы ищете, не понимаю! Донесение, что ли, такое было? Откуда?
– От командира седьмой роты, господин полковник.
– Седьмой? От Хрящева? Каким образом? Что он такое мог донести?
– Вот, - нашел, наконец, Ваня.
– Вот тут... "Окоп передовой заставы занят нашими. Сейчас последует атака на передовую заставу. Хрящев".
– И только всего? Окоп передовой заставы, - вы понимаете, что это такое и где именно? Разве взять окоп заставы значит взять высоту?
– Я не представляю ясно, но когда запросили из второй батареи, как движется атака, я передал это дословно, - и оттуда ответили...
Тут Ваня запнулся, потому что лицо Ковалевского показалось ему страшным. Но Ковалевский спросил придушенно:
– Ответили, что прекращают обстрел, так? Чтобы не перебить своих?
– Мотивировка была именно такая, господин полковник, - окончательно смешался Ваня.
– Если вы, шляпа, не знаете, что такое окоп передовой заставы, - очень зло посмотрел на него Ковалевский, - то артиллеристы-кадровики должны были знать... А Баснин? Откуда взял Баснин свой сумасшедший приказ совсем прекратить обстрел, - всей высоты обстрел, прекратить совсем, - откуда, не знаете?
– Баснин?
– Ваня медленно поднял крутые плечи. Но, видя, что он чувствует себя почему-то весьма неловко, поэтому обдумывает ответ, Ковалевский прикрикнул:
– Говорите же, когда вас спрашивают!
– Баснин запрашивал по телефону, кто взял высоту, вы или Дудников.
– Такая именно постановка вопроса была? Вы не сочиняете?
– Буквально такая. Он говорил: "Я отчетливо вижу наших солдат на высоте, но не знаю, какой именно полк взял высоту".
– Сошел с ума! Откуда он за четыре версты мог это видеть? Сошел с ума! А вы? Что вы ответить могли на такой вопрос?
– Я?.. Я сказал, конечно, что если высота взята, то... взял ее, разумеется... наш полк!
– насилу договорил Ваня и опустил глаза.
– Ну-у, знаете ли, вы... черт знает что такое! Младенец вы, что ли, говорить такие вещи? Ка-кой патриот своего полка! Да вы знаете, что вы наделали таким ответом этому идиоту?
– Я ведь сказал только: "Если взята", - пробовал хотя бы несколько оправдаться Ваня, чувствуя, что вина его действительно велика.
– "Если"?.. Нет, вас надо отчислить в строй, чтобы вы знали, как берут высоты! И я вас отчислю! А Хрящеву... Хрящеву объявить строгий выговор в приказе, чтобы он не лез со своими донесениями в штаб полка в то время, когда командир полка на месте боя сам.