Лютица
Шрифт:
— это не обязательно. В нашем лазарете вам дадут всё необходимое.
— хорошо. — печально сказал Живко. — Тогда последнее. Мне нужно попрощаться с дочерью.
— ладно, давайте, только не задерживайтесь. — недовольно промолвил один из солдат.
Стефка продолжала умолять бесчувственных солдат, хотя это было абсолютно бесполезно. Живко подошел к дочери, которая играла в комнате сидя на полу.
— доченька, любимая. — он взял её на руки и сел на кровать. — Папа должен уехать ненадолго. Но вскоре я вернусь, и мы с тобой будем гулять каждый день!
— каздый день? Обессяес? — спросила девочка улыбаясь.
— когда вернусь… Обещаю. — заплакал Живко, глядя на любимую дочь.
***
Годы шли. Жить становилось всё сложнее и сложнее. А войне не было ни конца, ни краю. Стефка растила дочь сама. Ей было невероятно сложно. Первые два года, деньги исправно носили, но со временем, их начали задерживать. А потом и вовсе перестали носить. Когда Радке было десять лет, пришли солдаты к семье Христовых и сказали, что их отец пропал без вести. Теперь надежда Стефки утонула вместе с деньгами и мечтами о хорошей жизни, о втором ребёнке, о всём хорошем о чём они мечтали с мужем. Через пять лет после того как забрали мужа, с людей начали по мере увеличения забирать скот и зерновые. Часть картофеля, кукурузы, пшеницы, свиней и курей просто приходили и забирали тонами из деревень и всё везли на войну, а как стало ясно позже и к себе в карманы. Люди беднели, и жизнь становилась хуже с каждым днём. Независимость, о которой торочили правители никем не признанной Болгарии, была кровавая и бедная, жестокая и со слезами на глазах. Радка, которая тоже услышала о пропаже отца не поверила в это. Она сказала, что это вранье, потому что отец обещал вернуться и она будет всегда его ждать. Стефка плакала, слыша эти слова, но не стала переубеждать дочь. Она и сама бы хотела в такое верить, но увы, женщина понимала намного больше дочери. И вот когда она полностью смирилась с гибелью мужа, то решила, что нужно как-нибудь жить дальше. Тем времен к ней давно уже подбивал клинья один торговец. Было странным фактом, но множество торгашей не брали на войну. Было ли это связано с политикой правительства не известно. Возможно, необходимо было как-то поддерживать торговлю в стране и в связи с этим их не забирали. У него водились кое-какие деньги, и Стефка недолго думая согласилась с ним сожительствовать. Такое решение было ударом для Радки. Она первое время ненавидела мать за то, что та забыла отца, хотя Стефка множество раз объясняла ей своё решение. Радка была непреклонна в своих взглядах, как отец. Она была верна и верила, что отец когда-нибудь вернётся, просто у него возникли трудности. С отчимом она практически никогда не говорила. Хотя в первые годы их жизни всё было более-менее нормально, но на Радку это никак не влияло. Девушка выполняла работу по дому, и с юных лет помогала матери следить за хозяйством. Огород и скот отбирали всё свободное время, изредка Стефка ходила работать на государственные поля обрабатывать урожай, и в эти времена всё бремя домашней работы падало на юную девочку. Поэтому руки девочки огрубели уже в двенадцати лет. Еще через три года, когда ей стало пятнадцать, всё стало намного хуже. В один прекрасный день отчим Михаил вернулся с работы пьяным. Это было впервые, и это было начало конца. Был вечер на дворе и Стефка готовила ужин, в то время как Радка читала медицинские книги отца. Шатающийся отчим влез в дом и загорлал:
— жена, я дома!
Ужас нахлынул на женщину, которая сначала не поняла что случилось.
— что случилось? — спрашивала она с широко открытыми глазами — почему ты пьян?
— а что? Я не могу напиться? Когда захочу! Я что не мужик? — он уселся с трудом за стол и ударил по нему кулаком.
— можешь, наверное… — в шоке ответила жена постепенно отдаляясь от него.
— где моя еда? — завопил мужчина.
— не кричи Михаил, ты напугаешь дочь!
— кого? Ту малолетнюю не благодарную девицу? Пускай осознает, кто ей отец, и кто её кормит!
— зачем ты так говоришь Михаил? — слеза внезапно появилась на глазах Стефки.
— зови её сюда, сейчас я ей покажу, кто настоящий отец! — крикнул худой Михаил, который обычному мужчине вряд ли бы был страшен.
— не надо Михаил оставь её в покое. Она еще мала и не понимает ничего!
Внезапно появилась худощавая и подросшая Радка, но всё также её рост не превышал метра шестидесяти. Она гневно смотрела на пьяного отчима и только сказала:
— я не маленькая уже. И я всё вижу, и слышу, и знаешь мама, я тебе говорила, что он такой! А ты не слушала! Папа никогда бы не позволил себе прийти домой в таком виде!
— какой папа!? Я твой отец! — заорал мужик, вставая из-за стола. В стеклянных глазах казалось, отображалось бездонное озеро ненависти. Пена летела с пьяного рта, вызывая отвращение и страх.
— ты мне не отец! И никогда им не был! Я тебя ненавижу! Убирайся с нашего дома! — закричала высоким голосом Радка.
— Рада прошу тебя, не говори так! Он же…
— сейчас я тебя проучу малолетняя тварь! — пьяный Михаил уже не соображал что делает, и что говорит. Он сорвал с пояса подобие кожаного ремня и был готов бить всё живое.
— мама убегай, иначе он и тебя побьет! — закричала Радка, выталкивая мать с дома. Мать нехотя вышла, и в этот момент он ударил ремнем девочку по плечу. Массивный кровавый след остался на плече и слезы боли и ненависти сразу закрыли глаза девочки. Она вскрикнула и выбежала следом за матерью из дома.
Отчим был готов снова бить, но в дверном проёме уже никого не было. Обе женщины выбежали на улицу, и пошли восвояси. Отчим, походив по дому упал на кровать и через некоторое время вырубился. Мать с дочкой шли по тёмной улице и обе плакали. Но больше плакала даже мать, которая довела до такого их семью. Она считала, что это она виновата. Что это из-за неё её дочь уже начали бить в собственном доме. Радка быстрее успокоилась, и просто пылала ненавистью.
— мама сколько ты можешь его терпеть? Неужели ты не видишь какой он человек!?
— дочь ты не понимаешь, ты еще молода, ты не представляешь, как сложно самой работать и следить за домом.
— я представляю мама! Потому что за домом и хозяйством я уже целый год слежу и не жалуюсь! Да мне тяжело, и что? А кому сейчас не тяжело? Больше половины семей остались без мужей и сыновей! Но ты нашла этого идиота, который начал пить к тому же! — раздраженно жаловалась девочка.
— Рада, он не был такой, он был… Хороший… Я не знаю, что произошло, как я могу это изменить, я же не сам Бог? Может я мало молилась, и поэтому он стал таким.
— он уже давно был таким! Когда он тебе говорил хоть одно хорошее слово? Вспомни? Никогда!
— это не правда дочь!
— это правда! Папа каждый день осыпал тебя хорошими словами и любил!
— ты не можешь знать, ты же была маленькой, совсем маленькой!
— и что? Я всё помню, он любил нас, а ты! Ты его предала… — злобно сказала девочка.
Стефка не выдержала обвинений дочери и развернувшись зарыдала. Она пошла домой оставив дочь стоять на улице.
— не иди к нему мама! Прошу тебя! — закричала Радка, тонким голосом ей вдогонку. Но мать не слышала её. Она вернулась домой спустя десять минут и легла спать, полная горя. С трудом заснула после беды, которая случилась. Девочка ещё долго ходила по улице и говорила сама с собой.
— папа, где же ты? Ты обещал что вернёшься, но так и не вернулся… Я знаю что ты там на войне и тебе не легко, но если Бог меня видит и слышит, передай ему от меня, что нам очень тяжело и мы нуждаемся в нём! — попросив Бога об этой услуге Радка прочла молитву и пошла домой, чтобы заснуть в сарае. Она не могла заставить себя спать в доме сегодня.
На следующий день муж Михаил не помнил, что случилось. Он проснулся в ужасном похмелье. Голова болела, а Стефка сидела на кухне с запухшим, угрюмым лицом. Её былая красота увядала под тяжким трудом и бесконечными невзгодами. Жизнь убивала медленно и бесповоротно. Мужчина прошел на кухню, держась за голову.
— ты так и будешь молчать? Ничего сказать не желаешь? — спросила Стефка безжизненным голосом.
— а что случилось?
— а ты разве не помнишь?
— я вообще ничего не помню… У меня на работе появились проблемы, меня обвинили в воровстве, хотя я этого не делал, я не сдержался и напился…
— и ударил мою дочь!
Михаил обернулся и непонимающе посмотрел на Стефку.
— я такое сделал?
— а ты подлец не помнишь? Не прикидывайся!
— я я, я честно не помню, да я бы никогда не поднял руку! Клянусь…