М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
заведованию канцелярией и хором трубачей, всегда
старался быть посредником между обществом офицеров
265
и командиром полка, даже таким неукротимым, каким
был наш Багратион, и умел согласить и свои обязан
ности и интересы товарищей. <...>
Кропотов и Ильяшевич, оба из гвардейской юнкер
ской школы, были славные ребята и оба имели большие
состояния, а потому отличных лошадей, как верховых,
так и упряжных. <...>
Михаил
назвал его поэт Лермонтов в экспромте, за стаканом
шампанского, написанном, когда мы все провожали
М. И. Цейдлера на Кавказ, был также красавец, боль
шой любитель женщин и милейший человек, какого
когда-либо можно встретить; он прекрасно лепил из
воска и глины, удачно рисовал карикатуры, как на всех
нас, так и на себя, и мастерски рассказывал и, конечно,
более выдумывал анекдоты, в которых обыкновенно
играл самую смешную и непривлекательную роль. По
службе он никогда не отличался особенною ретивостью
и впоследствии, командуя одновременно со мною эскад
роном, только успевал удержаться на своем месте, а во
фронте, по рассеянности, часто ошибался и заводил
свою часть не туда, куда следовало. В 1857 году, уже
полковником, он был некоторое время полицей
мейстером в Нижнем Новгороде, а затем состоял
по особым поручениям при Потапове, Альбединском
и прочих генерал-губернаторах виленских.
Два брата Безобразовы, Владимир и Александр,
были душою общества нашего, имея хорошие мате
риальные средства, и были как бы коноводами во всех
наших сборищах и собраниях. С Александром я осо
бенно сдружился и долго делил с ним и радости, и горе
свое. Шкатулки наши, ласки женщин — все у нас было
общее. Владимир очень хорошо играл на гитаре и на
фортепьяно, и оба брата премило пели. Зачастую у нас
составлялся хор, и мы за картами, за скромным ужином
или в гостинице Спасской Полести, или в лавке Малеева,
коротали наши дни.
Я был с обоими братьями в артели и у них же в три
дцать восьмом или тридцать девятом году в первый раз
увидел и познакомился с Михаилом Юрьевичем Лер
монтовым, старинным знакомым их по Школе юнкеров
и подпрапорщиков, когда он был переведен с Кавказа
в наш полк.
Надобно сказать, что Гродненский полк, да и вообще
2-я гвардейская кавалерийская дивизия в прошедшее
266
царствование императора Николая, вероятно, по месту
нашей стоянки, вдали от столицы и всех ее прелестей,
считалась как бы местом ссылки или какого-то чисти
лища, так что Лермонтов — не единственное лицо из
гвардейских шалунов-офицеров, прощенных за разные
проступки и возвращаемых в гвардию, из перебывав
ших у нас в полку. Несмотря на то что они садились
(в отношении старшинства) на голову многим из нас,
все они, будучи предобрыми малыми, немало способ
ствовали к украшению нашего общества. Так, у нас был
прикомандирован князь Сергей Трубецкой 5, товарищ
по Пажескому корпусу, из Кирасирского орденского
полка, в который попал из кавалергардов за какую-то
шалость, выкинутую целым полком во время стоянки
Кавалергардского полка в Новой деревне. (Говорили
тогда, что кавалергарды устроили на Неве какие-то
великолепные похороны мнимоумершему графу Борху.)
За ним последовал Лермонтов, а вскоре и граф Тизен-
гаузен, служивший прежде также в кавалергардах
и сосланный в армию за историю с Ардалионом Ново
сильцевым. Сергей Трубецкой, бывший в армии, соблаз
нил дочь генерала Мусина-Пушкина, фрейлину двора,
был обвенчан с нею по приказанию государя Николая
Павловича в Зимнем дворце, когда он стоял там
во внутреннем карауле, и сделался отцом дочери, ко
торая впоследствии вышла замуж за графа Морни.
Трубецкой был красавец, и потому вовсе не мудрено,
что в отставке уже и в летах увез г-жу Жадимиров-
скую от живого мужа и был пойман и возвращен
уже с персидской или турецкой границы, куда на
правлялся. Старший брат его Александр был женат
на дочери известной танцовщицы Талиони и всю
жизнь свою провел в Италии на своей вилле; млад
ший брат их Андрей женился на моей племяннице
Софии Николаевне Смирновой и живет поныне за
границей. <...>
Лермонтов в то время не имел еще репутации увен
чанного лаврами поэта, которую приобрел впослед
ствии и которая сложилась за ним благодаря достоин
ству его стиха и тем обстоятельствам, которыми жизнь
его была окружена, и мы, не предвидя в нем будущей
славы России, смотрели на него совершенно равно
душно.
Придя однажды к обеденному времени к Безобразо-
вым, я застал у них офицера нашего полка, мне незна-
267
комого, которого Владимир Безобразов назвал мне