М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
который почитается преступным в Петербурге и кото
рый послужил причиной изгнания его на Кавказ, где
он погиб еще молодым в злополучном поединке,
навеки оплакиваемый всеми, кто ценит в России талант.
Он был некрасив и мал ростом, но у него было милое
выражение лица, и глаза его искрились умом. С глазу
на глаз и вне круга товарищей он был любезен, речь его
была интересна, всегда оригинальна и немного язви
тельна. Но в своем обществе это был
воплощение шума, буйства, разгула, насмешки. Он не
мог жить без того, чтобы не насмехаться над кем-либо;
таких лиц было несколько в полку, и между ними один,
который был излюбленным объектом его преследований.
Правда, это был смешной дурак, к тому же имевший
несчастье носить фамилию Тиран; Лермонтов сочинил
песню о злоключениях и невзгодах Тирана, которую
нельзя было слушать без смеха; ее распевали во все
горло хором в уши этому бедняге 1.
Первое появление Лермонтова в свете произошло
под покровительством одной очень оригинальной
женщины. Это была отставная красавица лет за пять
десят, сохранившая тем не менее следы прежней
красоты, сверкающие глаза и плечи и грудь, которые
она охотно выставляла напоказ. У нее была взрослая
дочь, любимая фрейлина императрицы, неразлучная
с ней.
314
К. В. БРАНИЦКИЙ
ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К КНИГЕ
«СЛАВЯНСКИЕ НАЦИИ»
В 1839 году в Петербурге существовало общество
молодых людей, которое называли, по числу его членов,
кружком шестнадцати. Это общество составилось
частью из университетской молодежи, частью из кав
казских офицеров. Каждую ночь, возвращаясь из театра
или бала, они собирались то у одного, то у другого. Там,
после скромного ужина, куря свои сигары, они расска
зывали друг другу о событиях дня, болтали обо всем
и все обсуждали с полнейшей непринужденностью
и свободой, как будто бы III Отделения собственной
его императорского величества канцелярии вовсе и не
существовало: до того они были уверены в скромности
всех членов общества.
Мы оба с вами принадлежали к этому свобод
ному, веселому кружку — и вы, мой уважаемый отец,
бывший тогда секретарем посольства, и я, носив
ший мундир гусарского поручика императорской
гвардии.
Как мало из этих друзей, тогда молодых, полных
жизни, осталось на этой земле, где, казалось, долгая
и счастливая жизнь ожидала всех их!
Лермонтов, сосланный на Кавказ за удивительные
стихи, написанные им по поводу смерти Пушкина,
погиб в 1841 году на дуэли, подобно великому поэту,
которого он воспел.
Вскоре таким же образом умер А. Долгорукий 1.
Не менее трагический конец — от пуль дагестанских
горцев — ожидал Жерве и Фридерикса. Еще более горь
кую утрату мы понесли в преждевременной смерти
Монго-Столыпина и Сергея Долгорукого, которых
свела в могилу болезнь. Такая же судьба позднее
ожидала и Андрея Шувалова.
315
Из оставшихся в живых некоторые оказали замет
ное влияние на современную политику. Но лишь один
занимает видное место еще поныне; это — Валуев, при
надлежавший к министерству, при котором совершилось
освобождение крепостных и про которого говорят
в последнее время, что ему предстоит получить наслед
ство князя Горчакова.
Что касается нас обоих, то мы согласно с нашими
убеждениями пошли другим путем — совершенно отлич
ным от пути наших товарищей.
С. Т. АКСАКОВ
ИЗ «ИСТОРИИ МОЕГО ЗНАКОМСТВА
С ГОГОЛЕМ»
Приблизился день именин Гоголя, 9 мая, и он захо
тел угостить обедом всех своих приятелей и знакомых
в саду у Погодина. Можно себе представить, как было
мне досадно, что я не мог участвовать в этом обеде:
у меня сделался жестокий флюс от зубной боли, с силь
ной опухолью. Несмотря на то, я приехал в карете,
закутав совершенно свою голову, чтобы обнять и по
здравить Гоголя; но обедать на открытом воздухе,
в довольно прохладную погоду, не было никакой воз
можности. Разумеется, Константин 1 там обедал и упро
сил именинника позвать Самарина, с которым Гоголь
был знаком еще мало. На этом обеде, кроме круга
близких приятелей и знакомых, были: А. И. Тургенев,
князь П. А. Вяземский, Лермонтов, М. Ф. Орлов,
М. А. Дмитриев, Загоскин, профессора Армфельд
и Редкин и многие другие. Обед был веселый и шумный,
но Гоголь хотя был также весел, но как-то озабочен,
что, впрочем, всегда с ним бывало в подобных случаях.
После обеда все разбрелись по саду, маленькими
кружками. Лермонтов читал наизусть Гоголю и другим,
кто тут случились, отрывок из новой своей поэмы
«Мцыри», и читал, говорят, прекрасно. Константин