Магическая Прага
Шрифт:
Ницше в автобиографии “Се Человек” утверждает: “Когда я ищу другого слова для музыки, я всегда нахожу только слово «Венеция»” [56] . Я же говорю: если я ищу другого слова для тайны, я нахожу только одно слово – Прага. Пасмурная и меланхоличная, она подобна комете, словно огнем обжигает ее красота, коварная и двусмысленная, как в анаморфозах маньеристов, с ореолом траура и распада, с гримасой вечного разочарования.
Наблюдая за ней вечером с холма Градчаны, Незвал заметил: “Когда смотришь отсюда [57] , как Прага один за другим зажигает свои огни, ощущаешь странный зуд – будто кто-то толкает тебя очертя голову броситься в озеро-мираж, в котором явился тебе заколдованный чудо-град о ста башнях. Чувство это повторяется каждый раз, когда здесь, над черным озером крыш-звезд, застает меня колокольный звон, неизменно вызывая в моей фантазии картину некоей абсолютной дефенестрации [58] !..”. В этом ярком сравнении точно схвачена связь между печальным пейзажем, пропитанным мировой скорбью, многократно умноженной отражениями в реке, словно в зеркалах, и сыпучей природой пражской истории, сотканной из крахов, подавлений и обвалов.
56
Ф. Ницше. Ecce Homo:
57
Пер. с чеш. Н. Зимяниной. Цит. по: Витезслав Незвал. Избранное. Т. 2. Воспоминания. Очерки. Эссе / Сост., примеч. Л. Будаговой. М., 1988, с. 37. – Прим. пер.
58
Дефенестрация (от лат. приставки de (в общем случае – “извлечение”) и существительного fenestra – “окно”) – акт выбрасывания кого-либо из окна. Автор намекает на чешский исторический политический феномен, на ряд событий, имеющих далеко идущие последствия. Первая пражская дефенестрация – убийство членов городского совета толпой радикальных гуситов 30 июля 1419 г.: двенадцать человек, членов пражской мэрии и слуг старосты, были выброшены из окон ратуши и растерзаны толпой. С этого эпизода началась гуситская революция, потрясшая всю Европу. Следующая дефенестрация не вызвала глобальных потрясений и состоялась 24 сентября 1483 г.: во время кровавой городской междоусобицы из окон были выброшены бургомистр Старого Места и тела семерых убитых членов городского совета Нового Места. Событие, названное Второй пражской дефенестрацией, состоялось 23 мая 1618 г., когда представители чешских сословий во главе с графом Турном выбросили из окна Пражского Града регентов Чешского королевства Славату и Мартиница и их секретаря Фабриция, обвинив их в произволе и предательстве интересов страны. Они не погибли, поскольку приземлились в кучу навоза. Католическая церковь объясняла это чудесное спасение помощью ангелов в правом деле. Данное событие не осталось без последствий: началось Чешское восстание 1618–1620 гг., ставшее увертюрой к Тридцатилетней войне. См. гл. 70. – Прим. ред.
Но еще до Незвала Милош Мартен сходным образом обрисовал сущность таинственной Праги, которая заметнее всего, если смотреть на нее с высоты Градчан на закате: “Еще немного – и вспыхнут в черном хрустале ночи огни, сотни обращенных вверх мерцающих очей”… “Я знаю их все! Караульные огни набережных, отраженные в зеркале искрящейся реки, – этакая пылающая аллея, поднимающаяся по холму в бесконечность, а там, наверху, куст свечей, которые зажигаются что ни день на катафалке очередного покойника. И светящиеся глаза хищника внизу, у моста, и косой взгляд домика, похожего на физиономию смеющегося китайца” [59] .
59
Пер. с чеш. К. Тименчик. Milos Marten. Nad mestem, cit., s. 20.
Двуличный город на Влтаве не открывает своих карт. Старомодное жеманство, с которым Прага делает вид, что представляет собой лишь nature morte [60] , лишь отблеск былой роскоши, бледный пейзаж в стеклянном шаре, – только усиливает ее колдовские чары. Она лицемерно проникает в душу с помощью колдовства и загадок, ответ на которые известен лишь ей одной. Прага не отпускает никого из тех, кого пленила.
Глава 4
60
Nature morte – натюрморт (фр.). – Прим. ред.
Не случайно многие писатели эпохи Сецессиона [61] изображали город на Влтаве подобным льстивой и коварной женщине, капризной блуднице. С “темной Соломеей” сравнивает ее Оскар Винер [62] : “Кто хоть раз заглянул в ее глубокие очи, трепещущие и таинственные, на всю жизнь остается завороженным этой колдуньей… даже те, кого не уничтожила любовь к Праге, заболевали вечным томлением” [63] . Ему вторит Милош Мартен: “Она прекрасна. Обольстительна, как женщина, и, как женщина, неуловима, в голубой вуали сумерек, под которой она свернулась калачиком у цветущего откоса, прикованная стальным поясом своей реки, усеянная изумрудами медных куполов…” [64] . И Милош Иранек [65] тоже пишет: “Бывают отдельные вечера, когда Прага, наша грязная, грустная, трагическая Прага в закатных лучах преображается в сказочную златовласую красавицу, в чудо сияния и света” [66] .
61
Сецессион (нем. Sezession, от лат. secessio – отход, отделение, обособление) – название ряда немецких и австрийских художественных обществ конца xix – начала xx века, представлявших новые течения в искусстве и возникших на почве оппозиции официально признанному академизму. Объединял преимущественно представителей стиля модерн. Наиболее известны Мюнхенский сецессион, Берлинский сецессион и Венский сецессион. – Прим. ред.
62
Оскар Винер (1873–1944) – пражский еврейский немецкоязычный писатель и поэт, представитель первой волны экспрессионизма, член литературно-художественной группы “Юная Прага” (1895). Лучше всех выразил специфику многонациональной Праги, назвав ее Dreivolkerstadt (нем. “город трех народов”). – Прим. ред.
63
Oskar Wiener. Deutsche Dichter aus Prag, cit., S. 5.
64
Milos Marten. Nad mestem, cit., d., s. 21.
65
Милош Иранек (1875–1911) – чешский живописец, один из основателей чешского современного искусства. – Прим. ред.
66
Milos Jir'anek. O kr'asn'e Praze, в: Dojmy a potulky (1908), ныне в: Dojmy a potulky a jin'e pr'ace. Praha, 1959, s. 43.
Уже Вилем Мрштик [67] в романе “Санта
67
Вилем Мрштик (1863–1912) – чешский писатель, драматург, переводчик и литературный критик, в литературе представлял чешский реализм. – Прим. ред.
68
Vil'em Mrst'ik. Santa Lucia. Praha, 1948, s. 137–139.
Герой романа “Санта Лючия” Иржи Йордан, сын простого рабочего из Брно, очарованный городом на Влтаве, своей землей обетованной, попавшись в ловушку собственной фантазии, отправляется туда изучать юриспруденцию. Он любит Прагу как женщину во плоти, с нездоровым вожделением [69] . Но Прага не податлива по отношению к влюбленным в нее: “она задушит в своих каменных объятиях простодушного поклонника, восторженного мечтателя из Брно, привязанного к ней всеми чувствами своей порывистой души” [70] . Приходит зима, никому до него нет дела, и, растратив жалкие сбережения, он страдает от холода и голода, испытывает тысячи лишений, как и все провинциальные студенты, разорившиеся в столице.
69
Ср. Jir'i Kar'asek Ze Lvovic. Vil'em a Alois Mrst'ikov'e, в: Impressionist'e a ironikov'e. Praha, 1903, s. 76–77.
70
F. X. Salda. Vil'em Mrst'ik, в: Duse a d'ilo (1913). Praha, 1947, s. 115.
И тогда Йордан “сгорает в хмельном пламени Праги подобно хрупкому мотыльку” [71] . Но разочарование не охлаждает его пыл: “…она по-прежнему обольщала его, греховодница, влекла к себе даже тогда, когда он смотрел на нее издали, а она дремала во тьме. Соблазнительница покоилась в объятиях тех, кто ей больше платил”, “она шипела у него за спиной, сопровождая глухим шумом подавленные вздохи своих ненасытных губ, а когда ничего другого не оставалось, пронзительным гулом напоминала ему издали, что все новые поезда приближаются к ее телу, и все новые толпы, все новые жертвы пропадают в ее бездонном лоне” [72] .
71
Arne Nov'ak. Praha a slovesn'a kultura, в: Kniha o Praze, iii / Ed. A. Rektorys. Praha, 1932, s. 17. Ср. Vladim'ir Justl. Bratr'i Mrst'ikov'e. Praha, 1963, s. 12–14.
72
Vil'em Mrst'ik. Santa Lucia, cit., d., s. 231.
Замечательный образ – поезда, что приближаются к лону этой, конечно, не “мамочки” (чеш. “maticka”), но обольстительницы, ветреной распутницы, что наряжается в мерцающие огни бистро и кутается в развевающиеся халаты туманов, словно в экстравагантные бордельные неглиже. Так и подумаешь, что чем отозваться на преданность несчастного разоренного студента, скорее уж она уступит домогательствам какого-нибудь богатого провинциального мамелюка, искателя любовных утех, эдакого “баальбота” [73] , с огромной часовой цепочкой на животе, подобного тому, кого Верфель [74] в своем рассказе включил в число клиентов шикарного борделя.
73
“Что же до выражения “баальбот”, то обозначало оно богатого мужчину из провинции, который ночи напролет, основательно и обстоятельно освежает в столице свою любовную жизнь, ни геллера, впрочем, не платя сверх таксы”. Франц Верфель. Дом скорби/ Пер. с нем. А. Кантора. См. Франц Верфель. Черная месса. М.: Эксмо, 2005. – Прим. ред.
74
Франц Верфель (1890–1945) – австрийский поэт, романист и драматург. – Прим. ред.
И вот Йордан, больной, голодный, отощавший, в дырявых башмаках и без пальто, бродит по Праге как во сне, в жару и бреду, томимый ее ненастьями, израненный ее манящими взглядами, – отвергнут, изгнан, чужой. Он слоняется по городу и все это время ведет нескончаемый разговор с каменной кокеткой, которая и манит его, и ускользает от него, безразличная к его страданиям, к его безнадежным скитаниям. Его подберут, бездыханного, на улице, и он умрет в больнице, но до последнего вздоха будет сиять в его глазах образ Праги, тщеславной дамы, манящей и провоцирующей, вызывающей в памяти женские создания с картин эпохи Сецессиона. И действительно, что-то в чувственной и гулящей атмосфере города на Влтаве напоминает этих томных женщин, “белых камелий”, которых в начале xx века напишет Макс Швабинский [75] .
75
Макс Швабинский (1873–1962) – чешский живописец, выдающийся график, народный художник Чехословакии. См. Anton'in Matejcek. Max Svabinsk'y. Praha, 1947, s. 20–22; Jan Loris. Max Svabinsk'y. Praha, 1949, s. 100–104. – Прим. ред.
В гармоничной череде акварели и гуаши, которыми окрашен роман, есть налет импрессионизма. Мрштик, с удивительным мастерством живописца, передает тончайшие и неощутимые оттенки атмосферы, изменения погоды, палитру богемской столицы, призрачную Санта Лючию в разные часы дня и ночи: лунные проблески и голубоватые тени, белизну заснеженных крыш, сверкающую жемчужную нить реки, тусклый желтоватый свет газовых фонарей. Жемчужная Прага Вилема Мрштика, с ее мерцающими и неясными очертаниями, размытыми во влажном воздухе Влтавы, как будто растворяется, подобно Лой Фуллер [76] , в колыхании переливчатых вуалей туманов, в вихре многоцветных огней, окутывающих ее, словно шелка.
76
Лой Фуллер (Lo"ie Fuller, настоящее имя – Мария Луиза; 1862–1928) – американская актриса и танцовщица, основательница танца модерн. Танцевала в развевающихся тканях, на стекле, подсвеченном снизу. Ее танец неоднократно зарисовывал А. Тулуз-Лотрек. – Прим. пер.