Магистр дьявольского культа
Шрифт:
Хуже всего пришлось только обитателям имения Бай — они всё это время ворочались с боку на бок, не в силах сомкнуть глаз по ночам. А слава Белой комнаты снова прогремела на всю округу.
Глава 125. Экстра: Отцветшие лотосы.
Юньмэн, Пристань Лотоса.
Снаружи Зала Познания Меча слышалось летнее пение цикад; внутри разворачивалась
Больше десятка молодых парней, голых по пояс, распластались на деревянном полу зала, время от времени переворачиваясь, будто жареные лепёшки, пропечённые до хруста, и издавая страдальческие стоны.
— Как… Жарко…
Вэй Усянь лежал, прищурив глаза. Cквозь туман в голове пробивались мысли: «Будь здесь так же прохладно, как в Облачных Глубинах, вот была бы красота».
Деревянный пол под Вэй Усянем нагрелся, поэтому юноша снова перевернулся. В это же время Цзян Чэн решил сменить положение, поэтому они задели друг друга — рука Цзян Чэна улеглась поверх ноги Вэй Усяня, который незамедлительно возмутился:
— Цзян Чэн, убери руку, ты горячий, как кусок угля.
— Это ты убери ногу.
— Ногу убрать труднее, чем руку, нога ведь тяжелее, так что подвинься.
Цзян Чэн начал сердиться:
— Вэй Усянь! Я тебя предупредил, имей совесть. Замолчи и не разговаривай со мной. Мне и без того жарко!
Вмешался Шестой шиди:
— Хватит вам ссориться, мне жарко от одних звуков вашей ругани, даже пот побежал быстрее.
Тем временем Вэй Усянь и Цзян Чэн уже обменялись тумаком и пинком, при этом бранясь друг на друга:
— А ну проваливай!
— Сам проваливай!
— Нет уж, нет уж, лучше ты проваливай!
— Ну что ты, только после тебя!
Остальные адепты дружно выразили недовольство:
— Хотите драться, так деритесь снаружи!
— Выкатывайтесь оба, ну пожалуйста, умоляю!
Вэй Усянь:
— Слышал? Все хотят, чтобы ты проваливал. Ах ты… Отпусти мою ногу! Ты сейчас её сломаешь, дружище!
На лбу Цзян Чэна вздулись вены.
— Да это же тебе сказали выметаться… Сначала руку мою отпусти!
Вдруг снаружи на веранде послышался шелест платья по деревянному полу, и дерущиеся мигом отпрянули друг от друга. В тот же миг приподнялась бамбуковая занавеска, и внутрь заглянула Цзян Яньли.
— Ой, так вот где вы все спрятались!
Юноши тут же заголосили «Шицзе!», «Здравствуй, шицзе». Некоторые, самые застенчивые, не выдержали смущения и, прикрывая грудь руками, спрятались подальше в углу зала.
Цзян Яньли спросила:
— Что же вы сегодня не тренируетесь? Ленитесь?
Вэй Усянь жалостливо запричитал:
— Сегодня такое пекло, на поле для тренировок ужасно жарко, после такого фехтования с меня слой кожи слезет. Шицзе, только не выдавай нас.
Цзян Яньли внимательно оглядела его и Цзян Чэна и спросила:
— Вы двое опять подрались?
Вэй Усянь:
— Неа!
Цзян Яньли вошла в зал и внесла большой поднос.
— И кто же тогда оставил отпечаток ноги на груди А-Чэна?
Вэй Усянь, едва услышав, что оставил улики, торопливо бросил взгляд на Цзян Чэна и убедился в этом сам. Но никому уже не было дела до того, подрались они с Цзян Чэном или нет, — Цзян Яньли внесла на подносе порезанный арбуз, так что юноши подлетели к ней, будто пчёлы на мёд, за пару секунд всё расхватали и теперь сидели на полу, с аппетитом поедая угощение. Очень скоро арбузные корки образовали на подносе небольшую гору.
Вэй Усянь и Цзян Чэн, чем бы ни занимались, непременно затевали соревнование. И поедание арбуза не стало исключением — не жалея живота своего, они нещадно дрались за каждый кусочек, так что остальным пришлось отбежать подальше, освободив пространство для их «битвы». Вэй Усянь вначале жевал довольно усердно, а потом вдруг ни с того ни с сего прыснул со смеху.
Цзян Чэн насторожился:
— Что ты опять замыслил?
Вэй Усянь взял ещё кусок арбуза.
— Нет! Не подумай, ничего такого я не замышлял. Просто вспомнил кое о ком.
— О ком?
— О Лань Чжане.
— Чего это ты о нём вдруг вспомнил? Скучаешь по тому, как тебя наказывали переписыванием книг?
Вэй Усянь выплюнул косточки и ответил:
— Соскучился по времени, которое провёл, потешаясь над ним. Ты не представляешь, какой он забавный. Я как-то сказал ему, что их блюда такие отвратные, что я лучше съем жареную арбузную корку, чем то, что подают в их ордене. И пригласил его в Пристань Лотоса…
Не успел он договорить, как Цзян Чэн едва не выбил арбуз у него из рук.
— Ты с ума сошёл, звать его в Пристань Лотоса? Сам себе ищешь проблем на голову?
— Чего ты всполошился! У меня чуть арбуз из рук не вылетел! Я просто так сказал. Конечно, он не приедет. Ты вообще когда-нибудь слышал, чтобы он выходил куда-то веселиться в одиночку?
Цзян Чэн совершенно серьёзно сказал:
— Давай договоримся. Я против, чтобы он приезжал. Не надо разбрасываться приглашениями.
— Что-то я не замечал раньше, что ты его не выносишь.
— Я ничего против Лань Ванцзи не имею, но что если он правда приедет, и моя матушка увидит, как ведут себя отпрыски других кланов? Тогда и тебе несдобровать.
— Ничего страшного, я не боюсь. Если он и правда приедет, скажи дяде Цзяну, чтобы его положили спать со мной. Обещаю, меньше чем через месяц я сведу его с ума.
Цзян Чэн презрительно фыркнул:
— Ты ещё и хочешь спать с ним целый месяц? Мне кажется, не пройдёт и недели, как он тебя мечом продырявит.
Вэй Усянь не воспринял его слова всерьёз:
— Боялся я его! Если мы и правда подерёмся, ещё неизвестно, сможет ли он побить меня.
Остальные хором поддержали, и даже Цзян Чэн, упрекая Вэй Усяня в наглости, в душе понимал, что тот говорит правду, а не просто бахвалится. Цзян Яньли села между ними и спросила: