Магия тени
Шрифт:
— Но ты мне веришь? — с надеждой спросила Бивилка. — Веришь, что я видела эту старуху? Что слышу эту мелодию, ощущаю эти истечения и чувствую драконью сущность, если закрою глаза, и все это страшно, и все — никак не объяснить?
— Конечно, верю, — рассеянно ответил Шадек и взъерошил волосы магички, извиняясь за свои посторонние мысли, — я никогда не сомневался, что ты рано или поздно свихнешься со своим искательским уклоном. Но, — он поднял палец, — еще я всегда говорил, что друзей бросать нельзя, даже если у них напрочь чердак унесло. Так что можешь на меня рассчитывать, поганка. Куда б тебя ни забросила эта твоя свихнутость.
Недричанские призорцы
— Полевики, — с удовольствием отметил Гасталла, — обычных животных шугнули бы. Кто-то еще недоволен, что у нас животные не обычные?
Никто не отозвался.
Потом стали появляться и другие призорцы, слившиеся с природными сущностями, — слова Гон-Ги, которому никто не поверил, подтвердились. И старшие маги переглядывались тревожно и хмуро, потому что Гон-Гу спросили еще кое о чем, но ответ его не пересказали Бивилке.
— Драконова Чаша? — буркнул он тогда. — Да вы рехнутые. Нет никакой Чаши. Байки. Не видел ее никто.
Правда, направление «баек» орк указывал то же, что выбрала Бивилка — северо-западное. И соглашался, что где-то спящие драконы есть. Как не быть — это ж Недра!
Переставленная на полозья телега бойко неслась по плотному снежному покрывалу, а следом за ней неслись яркие голубые потоки воздуха и плотные синие вихри снежинок. Под снегом, у самой земли тоже что-то происходило, как будто бригада бессонных кротов неустанно поспешала за повозкой.
Шадек терзал бузуку, все стараясь уловить обрывки грустной мелодии, которую почти слышал, но никак не мог разобрать. Он раздражался и отчаивался, сердито дергал бузуку за струны, как будто она была в чем-то виновата, — но не бросал попыток.
Бивилка уверенно указывала дорогу, а в остальном была тише мыши, почти все время проводила, привалившись к тележному борту и прикрыв глаза. Мало ела, мало двигалась, плохо засыпала и вылезала из-под одеяла, стоило только небу посветлеть. Старшие маги не решались пускаться в расспросы — боялись нарушить сосредоточенность Бивилки, хотя в этой сосредоточенности она все больше походила на чокнутую. Но если мир предстояло спасать ценой одного свихнувшегося искателя... Доралу было, конечно, больно за любимую ученицу — но от нее зависели судьбы еще сотни его любимых учеников и всего Идориса, по которому эти ученики были рассеяны.
А Шадек ни о чем таком не думал, просто досадовал на молчание и вялость Бивилки, на отстраненное выражение ее лица и горячечный блеск глаз.
Призорцы неустанно следовали за телегой, за день отставали, за ночь нагоняли, возились за границей магических щитов и выжидали чего-то.
На снежной равнине ни разу не встретилось живой души. О том, что местность обитаема, говорили лишь тонкие струйки дыма, несколько раз подмеченные вдалеке.
— Восхитительно, — бормотал Гасталла на вечернем привале, — просто волшебно. Столько места, столько простора — и ни одного орущего человечка. Просто ни единого. Вот куда стоит перебраться, когда все это завершится, а?
— Так ведь холодно, — возразил Шадек и тут же стал наигрывать:
В старой хате живет зима. По утрам к ней приходит пес. Белоснежный, как облака. Неуклюжий, как грохот гроз. На колени морду кладет, Подставляет кудлатый бок. И зима новый день прядет, К волоскуМелодия рождалась под пальцами сама собою, как бывало прежде, и сами собою вплетались в нее слова. Только с тем размеренным тягучим мотивом получался полнейший тупик, и все так же образы не облекались в слова, вертелись на краю понимания: красное небо, клейкая вода, сухой шелест, а что-то важное ускользало.
— Где ж тут холодно? — Гасталла махнул рукой. — Немногим холодней, чем в твоем Ортае нынче. Было бы холодно — ты б так не растренькался. Не-ет, места тут чудесные, свежие, просторные! Жить можно. Рыбы в реках сколько — видал вчера? Я лишь раз Хлопанцем по воде вмазал, так ее столько всплыло, что хоть ведром черпай. Раз колданул — три дня сытый ходишь! Да сухостоя на костер сколько, да ягод всяких! Вот еще ловушки на зверье приспособлюсь делать, перейму твою хитрость — и все, можете без меня возвращаться в свой Ортай. Нужен он мне больно, тот ваш Ортай или та моя Меравия. Чего я там не видел — людишек, что орут без продыху?
— А как же твоя некромантская лаборатория? — для порядка спросил Дорал. Слова Гасталлы он всерьез не принял.
— А, — тот махнул рукой, и отблеск костра подсветил красным его ладонь, — чего я, мертвяков себе не подниму для опытов? У меня вот даже реликвия осталась, хоть и разряженная.
— А как же некромантский факультет в новой Школе? — уже настороженно уточнил магистр. — Я ведь всерьез предлагаю. Хорошую Школу хочу, особенную. Такую, чтоб растить умных и счастливых магов. А для счастья что нужно? Чтобы каждый имел то, чего ему хочется, и чтобы никто никому не мешал.
Гасталла неопределенно дернул плечом. Будет ли новая Школа — это еще бабка надвое сказала, а благословенный безлюдный край — вот он, за кольцом магического щита.
— И ведь магов тут нет, — добавил Гасталла, — значит, нет и законов, которые запрещают где попало поднимать мертвяг. А что теперь будет с законами в Ортае и кто будет сочинять те законы — это еще поди знай.
Дорал и Гасталла оживленно заспорили: возможно или нет, чтобы государь вернулся в Ортай? Возможно проводить некромантские опыты в Недре? Бивилка, все это время просидевшая подле костра молчаливой тенью, поднялась и тихонько отошла. Шадек решил, что она отправилась спать в телегу, но проследил за ней взглядом и увидел, что Бивилка прошла мимо повозки к границе магического щита.
Шадек прислонил бузуку к поваленному дереву, на котором сидел, и тоже поднялся. Увлеченные спором маги не обратили на это внимания.
Магические щиты на привалах ставил Дорал. Его уклоном была оборонная магия, и щиты он колдовал непростые, серьезные. Не обычную полупрозрачную чашечку, рассчитанную на один-два удара, а плотный тугой пузырь, за пределами которого все делалось похожим на туманную дымку. Этот пузырь был способен выдержать натиск бешеного тролля и упреждал о попытках расковырять его извне.