Магия вернётся в понедельник
Шрифт:
Беглый осмотр бледного молодого врача в больнице вызвал лишь недоумение, вслед за ним пришёл другой – пожилой и грузный, похожий на медведя. Он проверил рефлексы, заглянул в глаза, заставил приседать и стоять на одной ноге с закрытыми глазами, потом что-то записал в новую, только что заведённую, медкарту и вышел. За ним вошли двое уже знакомых людей в серых костюмах. Они снова взяли меня за предплечья и повели к машине. Я хотела спросить куда меня везут, но так и не решилась. Побоялась услышать такое страшное слово – “тюрьма”. Машина подъехала
Мужчины взяли меня за предплечья и повели по узким, почти не освещённым коридорам. Вперёд, направо, налево, снова направо, потом вниз, вниз, вниз, пока воздух не стал прелым, как в подвале, который не открывали много лет. Там, в ярко освещённом, в отличие от верхних коридоров, помещении была всего одна дверь. Чёрная, массивная, тяжёлая даже на вид. Она открылась передо мной медленно и беззвучно, обнажила камеру с окрашенными в серый цвет стенами, узкой койкой и унитазом. Я посмотрела на него и вздрогнула всем телом. Меня ввели в камеру и отпустили. Дверь закрылась так же медленно и так же беззвучно. Это конец – подумала я, сидя на узкой кровати. Это конец.
Может…
– Нужно время. – сказал доктор со смешными – круглыми как у совы, глазами. – Вы напуганы, вам нужно время. Вы должны свыкнуться со своей новой ролью. – он развёл руками, став ещё больше похожим на сову.
Я молча кивнула и вышла из кабинета. Там, в коридоре, меня уже ждала Аня. Аня, которая знала, что со мной что-то не так, но не подозревала, что я каждый раз встречаюсь с ней заново. Она молча меня обняла. Так же молча отпустила, взяла за руку и повела домой. В кафе.
– Почему меня отпустили, Ань? – спрашивала я у сестры раз за разом. – Почему меня не казнили?
– Потому что никто не пострадал. – отвечала мне Аня, но её бледное лицо говорило о большем.
Сейчас. Сейчас никто не пострадал, а тогда…
– Если я магичка, то и ты можешь быть волшебницей? – спрашивала я у Ани, но она отрицательно качала головой.
– Сказали, что тебе магия передалась от матери, а мы сёстры по отцам. – отвечала она.
Меня продержали в тюрьме всего несколько дней. Бесконечные осмотры, анализы, разговоры, вопросы, вопросы, вопросы. Тысячи глупых вопросов, на которые я не знала ответа. В голове стоял густой туман.
Я сидела на кровати, в полной темноте и смотрела в стену. Под кроватью зашелестела чешуя – я не пошевелилась. Марик молча улёгся на моих коленях.
Меня не казнили. Меня отпустили.
Почему?
5. Фёдор
Майское солнце пригрело столицу. Наконец-то весна вошла в мою любимую фазу – когда всей кожей ощущается близкое лето. Девушки переоделись в юбки покороче, на каждом пятачке прогретого солнцем тротуара примостилось хотя бы по одному представителю бродячей фауны. Кошки и собаки лежали на солнечных островках и старательно не обращали внимания друг на друга. Я вошёл в полумрак архива, хлопнул по стойке кулаком и крикнул:
– Эй, пыльные крысы! Где вас носит?
Из глубины архива послышались шаркающие шаги – значит, сегодня на смене Ян. Он вышел из-за стеллажа с большой дымящейся кружкой в широких ладонях, прошёл к стойке, поставил кружку, и, не глядя на меня, достал из недр тумбочки папку. После чего он, наконец, поднял на меня светло карие глаза и ухмыльнулся. Его молодое лицо от этого перекосило и, незаметный шрам на левой щеке, вдруг, стал виден чётко, как будто кожу расчертили сверхострым ножом.
– Гоблин ты длиннорукий, Федя. – произнёс Ян с издёвкой.
– Завидуешь?
– Нисколько. – Ян протянул мне папку правой рукой, на которой не хватало двух пальцев, но передумал и прижал папку к груди. – С тебя должок. – Сказал он с кривой улыбкой.
– Чего тебе на этот раз? – я закатил глаза, но тут же улыбнулся.
– Кактус.
– Чего?
– Кактус Хамецереус Сильвестри. И горшок к нему. Хотя нет, горшок не надо.
– Завтра принесу.
– Сегодня.
– Обойдёшься.
– Тогда и ты обойдёшься. Ты вообще время видел? У меня час назад рабочий день закончился. – Ян говорил спокойно, чуть растягивая гласные.
– И что же ты тогда здесь делаешь?
– Отдыхаю. После того, как за три дня перерыл весь архив. Дважды. Чтобы тебе – гоблину болтливому, найти информацию по делу, закрытому два года назад.
– От этого дела, дорогуша, зависит отмена запрета на магию.
Брови Яна скользнули вверх.
– В самом деле?
– Мирный где-то нарыл информацию, что Миляев был обучен магии. Но это абсурд.
– Это… Это возможно, Федь. – Ян задумчиво протянул мне папку.
– Обученный маг погиб из-за отдачи?
– Он был не один во время… Аварии.
– Знаю. С ним была подружка. Волковская.
– Да. Она внучка графа Волковского. И необученный маг, соответственно.
Я взял папку. На кончиках пальцев появилось знакомое покалывание.
– Здесь все материалы по родословной Волковской и всё, что было в газетных подшивках про Миляева. – сказал Ян.
– А остальное по Миляеву?
– Сгорело. Помнишь, пожар в архиве? Данные по Миляеву сгорели полностью. – Ян нахмурился – не любил вспоминать тот день.
– Спасибо, дружище. Кактус завтра принесу. – я кивнул старому другу и вышел из архива в вечерний город.
Папка жгла руки. В машине я не удержался – открыл её и погрузился в чтение. Отголоски истории сорокалетней давности оживали на страницах сухих архивных документов. Я начал с Волковской. Прочёл все выписки из загсов, роддомов, больниц. Адреса, города. Я вчитывался в отчёт и нутром чувствовал, что причиной этих несуразных переездов, абортов и смены профессий был страх. И этот страх имел под собой весомое основание.