Маленькая для Шопена
Шрифт:
– Это единственное предупреждение. Больше не будет. Думай – потом делай. Мы ехали в лицей. В частную школу, где ты будешь учиться. Обычная школа. Не интернат.
– Ты сказал, что это детский дом.
– Сказал.
– А я не хотела в детский дом.
– Думаешь улица лучше?
Схватил меня за плечи и заставил сесть на кровати.
– Я был там…долгие годы я жил на улице, маленькая. Ты там сдохнешь! Страшной смертью!
И я знала, что он был прав.
– Это оттуда?
Тронула пальцем его шрам, и он вздрогнул.
– Оттуда. Много чего оттуда.
– Почему ты хромаешь?
– Потому что вначале сделал, а потом подумал.
Прошло
*1(с) притча из просторов интернета
Глава 11
Прошло почти два года… Я знала это не по календарю. Я считала про себя каждый этот проклятый день в чужой стране среди людей, с которыми я ни разу не была сама собой. Каждый день вдали от НЕГО. Человека, который вызывал во мне самые противоречивые чувства. От чистейшей ненависти, до самого светлого и прекрасного ощущения полета лишь только об одном воспоминании о том, как прижал к себе и гладил мои волосы. А тонкий шрам на плече напоминал о том ударе и едкой боли, которая стала одной из самых ярких эмоций во всей моей жизни и, пожалуй, самым ярким моим эротическим переживанием на тот момент.
Это стало отправной точкой, и я перестала быть ребенком… И это ощущение, что я меняюсь, продолжалось больше года, а потом я впервые изучила все самые потайные уголки своего тела. Конечно же, и здесь я «была с ним». Здесь он стал у меня первым.
Ничья его девочка. У. Соболева
Шопен меня обманул. Я уехала в интернат. В закрытый интернат-лицей. Какой-то там крутой с уклоном в английский язык и испанский. Он красиво называл эту тюрьму лицеем.
Хрена с два. Он просто от меня избавился. Но я не дура и прекрасно понимала сколько денег ему стоит это удовольствие обучать меня в этом заведении. Да, не детский дом. Да, он поступил якобы благородно. Все учителя, директриса все были от него в восторге. Они красиво называли его опекун. Именно там я узнала его настоящее имя Виктор Георгиевич Лазарев. И почему-то оно прозвучало для меня красиво. Виктор Георгиевич. Виктор. Ему невероятно шло это имя. Как будто я представляла его именно с этим именем и совершенно не удивилась узнав его. Виктор…Не Витя. Ни в коем случае. Только Виктор.
Когда я думала о нем у меня непременно перед глазами появлялось его лицо. И оно почему-то уже не казалось мне старым или уродливым. Оно…оно казалось мне красивым. И его светлые ледяные глаза, его курчавые темно-русые волосы, его морщинки у глаз и легкая щетина, жилистое, сильное тело. Рубленные, такие мужские, резкие черты лица. Никакой мягкости, плавности. Все тяжелое, гротескное. И я вдруг начала понимать, что это лицо мне нравится.
Здесь в интернате я повзрослела. Я стала девушкой в полном смысле этого слова. Хотя я всегда чувствовала себя девчонкой, смотрелась в зеркало. От меня не скрывали, что я смазливая еще в доме отчима и мачехи. Унизительно давали понять, что ненавидят меня и за это тоже.
«Чертовая кукла, смотрит своими глазищами, смазливая мерзкая рожа. Глаза б мои тебя не видели. Пошла вон, тварь!»
А еще я знала, что красивой быть полезно. Красивые много всего получают от жизни если правильно пользуются красотой. Я себе нравилась с каждым годом все больше и больше открывая свою женственность, свою внешность, оттачивая кокетство на одноклассниках и мальчиках постарше. Я всегда и всем нравилась. Видела блеск в их глазах, осознавала, что это похоть и радовалась,
Тогда я проснулась вся влажная от пота и долго смотрела в потолок, тяжело дыша. После сна осталось послевкусие… и я смаковала его до утра, потому что так и не смогла уснуть.
У нас были свои стилисты, они прививали нам чувств вкуса, стиль, давали уроки визажа и уроки правильного ухода за кожей и за телом. Я хватала все на лету. Мне это было интересно. Еще один способ манипуляции, сила, которая кроется в женском теле, в женском кокетстве, умении строить глазки и получать желаемое используя свою сексуальную привлекательность.
В жизни пригодится. Я была в этом уверена. Еще как пригодится. Как и девственность, которую терять с кем попало мне не хотелось. Уроки музыки, хореографии, современных танцев, сервировки стола, дизайна одежды и интерьера, правильного питания, аэробика, фитнес. Первый год я училась жадно и хорошо. Получала грамоты и похвалы, получала медали.
Первый год я думала, что он будет ко мне приезжать так как приезжали к другим детям. По выходным. Но этого не случилось. Потом я ждала его по праздникам…но и здесь ошиблась. Он не приезжал. Потом я ждала его на свой день рождения. Он тоже не приехал. Позвонил и меня позвали к телефону.
– С Днем рождения, маленькая!
И отключился. Все. Даже не пожелал ничего, не поговорил со мной. Вначале я боялась себе признаться, насколько сильно по нему скучаю. Как болезненно воспринимаю разлуку, как мне его не хватает. Как мучительно хочется услышать его голос, хочется увидеть прихрамывающую походку. Потом тоска начала перерастать в злость. Не хочет меня видеть пусть не видит. Нарочно не звонит и не приезжает. Еще раз убеждаюсь, что я для него просто вещь, просто девочка-щенок, которого он дрессирует. Наверное, сейчас я просто занимаюсь с кинологом, чтоб быть правильной и не причинять ему хлопот. Выдрессированная сука, которая приедет и порадует своего хозяина своими умелками.
Тогда я решила, что заставлю его приехать. И заставила. Не сразу. А постепенно. Я срывала уроки, я начала курить, я сбежала из интерната и сделала себе татуировку у мастера-ученика к которому меня отвел Стас. Один из наглухо отбитых мажоров, который часто сбегал из школы, перетрахал всех, кого можно было перетрахать и умудрялся притащить травку в интернат неизвестно откуда. Стас был меня влюблен. Точнее Стас меня хотел, но ему обломилось, и он бегал за мной как кобель за течной сучкой, а получить не мог. Зато Стас организовывал вечеринки с алкоголем, вылазки на дискотеки, тату, побеги на речку. Я скатилась в учебе, я грубила и хамила учителям. Я стала неуправляемой.