Маленький лорд Фаунтлерой
Шрифт:
– С тех пор, как ты родился, – кивнул мистер Хоббс. – Тебе было около шести недель, когда тебя в первый раз вынесли гулять на эту улицу.
– Ох, – вздохнул мальчик, – вот уж никогда не думал, что буду графом!
– Ты полагаешь, что этого нельзя избежать? – поинтересовался мистер Хоббс.
– Боюсь, что нет, – развел руками Седрик. – Мама говорит, что папа желал бы этого. Но если уж я должен стать графом, я постараюсь быть хорошим графом. И не буду тираном. А если когда-нибудь начнется война с Америкой, я постараюсь остановить ее…
Его разговор с мистером Хоббсом был долгим и серьезным. Когда первый шок прошел, бакалейщик вовсе не выказал вражды к мальчику, как ожидал Седрик. Он покорился неизбежному и принялся расспрашивать своего маленького друга о подробностях. Так как Седрик мог ответить далеко не на все вопросы, то мистер Хоббс пытался сам отвечать на остальные. Мистер Хэвишем был бы очень удивлен, если бы мог услышать рассуждения торговца о графах, маркизах и лордах.
Впрочем, мистер Хэвишем и без того многому удивлялся в эти дни. Всю свою жизнь он провел в Англии, американцы и их обычаи были ему чужды. Почти сорок лет он был адвокатом графа Доринкорта и хорошо представлял себе размеры его богатства и могущества. Сейчас он деловито и беспристрастно наблюдал за маленьким мальчиком, который должен был стать наследником графа Доринкорта. Адвокат знал, сколько надежд старый граф возлагал на своих старших сыновей, слышал о его бешеной ярости при известии о женитьбе капитана Седрика и сам наблюдал ненависть старика: граф с презрением отзывался о вдове младшего сына и утверждал, что она, необразованная американская девица, вышла за его сына только потому, что тот был сыном графа.
Старый адвокат тоже был склонен так думать. В своей жизни он видел немало себялюбивых, корыстных людей и к тому же был не слишком хорошего мнения об американцах. Когда его экипаж въехал на невзрачную улицу и остановился перед простым маленьким домиком, ему стало досадно. Ему показалось ужасным, что будущий владелец замков Доринкорт, Уиндем-Тауэрс, Чорлуорт и прочих великолепных поместий родился и воспитывался в таком убогом месте. Мистер Хэвишем гордился знатным семейством, судебные дела которого он вел столько лет, и ему претила перспектива вести дела с вульгарной, корыстной женщиной, не уважающей родину своего умершего мужа и его дворянское достоинство. Это было действительно старинное и славное имя, и мистер Хэвишем был проникнут глубочайшим уважением к нему.
Когда Мэри ввела старого адвоката в маленькую гостиную, он зорко осмотрелся кругом. Комната была убрана просто, но выглядела уютной, в ней не было дешевых мещанских безделушек и пестрых картин. Немногие украшения на стенах свидетельствовали о хорошем вкусе хозяев, прелестные вещицы были явно сделаны умелыми женскими руками. «Не так уж плохо, – сказал он сам себе, – впрочем, может быть, в этом проявился вкус капитана».
Но когда в комнату вошла миссис Эррол, мистер Хэвишем подумал, что и она сама наверняка тоже участвовала в создании домашнего уюта. Не будь он сдержанным, холодным старым джентльменом, адвокат, вероятно, выразил бы удивление, увидев ее. В своем простом черном платье, плотно облегающем ее стройную фигуру, вдова младшего сына графа больше походила на юную девушку, чем на мать семилетнего мальчика. Ее молодое лицо было красиво, но грустно, а в больших глазах светилось нежное, задумчивое выражение, которое не покидало ее после смерти мужа. Седрик привык к нему; оно исчезало только, когда мальчик с ней играл или разговаривал или когда он, рассуждая о чем-нибудь серьезно, вдруг употреблял новые для него слова, которые почерпнул из газет или из разговоров с мистером Хоббсом. Мальчик любил замысловатые выражения и всегда радовался, если они заставляли маму смеяться, хотя сам не видел в них ничего смешного.
Адвокат был опытным человеком и хорошо разбирался в людях. Едва увидев мать Седрика, он сразу же понял, что старый граф глубоко ошибся, предположив, что она – необразованная, корыстолюбивая женщина. Мистер Хэвишем сам никогда не был женат, никогда не любил, но сразу почувствовал, что эта маленькая молодая женщина, с ласковым голосом и грустными глазами, вышла замуж за капитана Эррола только потому, что любила его всей душой, и что ее нисколько не интересовала родословная мужа. Адвокат понял, что с ней у него не будет никаких затруднений и что, может быть, маленький лорд Фаунтлерой не запятнает честь своего благородного семейства.
Как только он сказал миссис Эррол, зачем приехал, она побледнела.
– О! – воскликнула она. – Неужели у меня отнимут сына? Мы так любим друг друга! Он – мое счастье! Он – все, что я имею! Я старалась быть хорошей матерью для него, и вы не представляете, чем он был для меня…
Адвокат откашлялся.
– Я вынужден сообщить вам, – заговорил он, – что граф Доринкорт не… не слишком расположен к вам. Он – старый человек и находится во власти предубеждений. Он ненавидит Америку и американцев, и особенно после женитьбы сына. Мне грустно сообщать вам неприятную весть, но граф непреклонен в своем решении: вас он видеть не хочет. Он намерен лично наблюдать за воспитанием маленького лорда Фаунтлероя, поэтому мальчик должен будет жить с ним. Граф очень привязан к Доринкорту и большую часть времени проводит там. Он страдает подагрой и не любит Лондон. Итак, лорд Фаунтлерой, вероятно, будет находиться главным образом в Доринкорте. Граф предлагает вам жить в Корт-Лодже, расположенном неподалеку от замка. Он будет выплачивать вам весьма щедрое содержание. Лорду Фаунтлерою будет позволено часто посещать вас, но для вас вход в Доринкорт будет закрыт. Как видите, вы не будете разлучены с сыном, и уверяю вас, условия не столь жестоки, как… как могли бы быть. Преимущества такого подхода к воспитанию лорда Фаунтлероя – я уверен, и вы сами это оцените, – будут очень велики.
Старый адвокат побаивался, как бы его собеседница не начала плакать и устраивать сцену, как некоторые женщины непременно сделали бы на ее месте. Он всегда смущался и раздражался при виде плачущих женщин. Но нет. Миссис Эр-рол подошла к окну и несколько минут простояла, спрятав от гостя свое лицо, и тот видел, что она старается скрыть свое волнение.
– Мой муж очень любил Доринкорт, Англию и все английское, – сказала она наконец. – Он гордился своей семьей и своим именем. И сожалел, что не может вернуться домой. Он желал бы… Я знаю, он желал бы, чтобы его сын увидел красивые старинные поместья и чтобы он получил воспитание, соответствующее его будущему положению.
С этими словами она вернулась к столу и кротко взглянула на мистера Хэвишема.
– Мой муж желал бы этого, – повторила она. – Так будет лучше для моего мальчика. Я знаю… я уверена, что граф не так жесток и не будет стремиться к тому, чтобы Седрик разлюбил меня. Да это и не удастся – мой мальчик не может вырасти дурным, ведь он слишком похож на своего отца. У него открытая, честная натура и верное сердце. Он будет любить меня даже в разлуке. А если нам будет позволено видеться, я не буду страдать…
«Она мало заботится о себе, – подумал адвокат. – Для себя она не ставит никаких условий».
– Мадам! – сказал он вслух. – Я уважаю вашу заботу о будущем своего сына. Когда он вырастет, он вас за это отблагодарит. Уверяю вас, что лорд Фаунтлерой будет окружен самым тщательным уходом и что будут приложены все усилия, чтобы он был счастлив. Граф Доринкорт будет заботиться о его благосостоянии и благополучии с неменьшим усердием, чем вы.
– Я надеюсь, – проговорила миссис Эррол слегка дрогнувшим голосом, – что дедушка полюбит Седрика. У мальчика очень доброе сердце, и его всегда все любили.
Мистер Хэвишем снова откашлялся. Он с трудом мог представить себе, чтобы желчный, вспыльчивый, своенравный старый граф был способен полюбить кого бы то ни было. Однако честолюбивый старик будет уделять внимание ребенку, который должен стать его наследником, – чтобы впоследствии иметь возможность гордиться им.
– Лорду Фаунтлерою будет хорошо, я в этом уверен, – ответил адвокат. – К тому же граф пожелал поместить вас поближе к сыну, чтобы вы могли часто видеться друг с другом.
Мистер Хэвишем счел неудобным в точности повторить слова старого графа, которые не отличались любезностью и учтивостью, и предпочел выразить предложение своего знатного патрона в более мягкой и вежливой форме.