Мальтийское Эхо
Шрифт:
Некоторые строчки в дневнике с непозволительными откровениями, как ему показалось позже, были тщательно вымараны.
Ля Валетт прочитал несколько страниц и наткнулся на запись с едва просматривавшимися двумя десятками обрывочных фраз. Но в памяти его эти события жили полно и сильно. Ему 14 лет.
Маменька Жана была страстной садовницей. В моду тогда вошел тюдоровский (английский) парковый стиль. У нее была великолепная коллекция рододендронов, магнолий и камелий, она создавала так называемые садовые комнаты, выстриженные из тиса. Где-то из тиса выстригали затейливые фигуры, где-то среди буйной зелени, как будто случайно, выглядывали гипсовые скульптуры.
Особенно маменька гордилась зимним садиком - оранжереей. Он был хорош! Юный Жан любил захаживать туда почитать вечером или после полудня. У него там было уютное кресло и небольшой тюфячок. И вот, зайдя туда как-то довольно поздно вечером с горящей свечей в руках, он обнаружил на своем тюфячке Лиз, их семнадцатилетюю служанку, которая ухаживала за садом и оранжереей. Она лежала, распластавшись на животе, совершенно обнаженная, и безмятежно спала! Рядом были разбросаны лейка, небольшие грабельки, лопатка и садовые рукавицы. Одежда и обувь тоже были небрежно сброшены. Пухлые губки ее шевельнулись в дремотном дыхании, Жан как-будто даже почувствовал аромат ее горячего дыхания. Две назойливые мухи прыгали то между лопаток девушки, то садились на упругие ягодицы, а то в ямочки на пояснице, чуть поросшие золотистым пушком волос. Из-за этих мух и лопатки и ягодицы призывно подрагивали. Юноша приблизился к Лиз, не осознавая, что он хотел: то ли отогнать мух и прикрыть тело, то ли коснуться этого юного мраморного тела, почувствовать нежную кожу, вдохнуть ее запах. Ноги стали ватные, сердце стучало как молот по наковальне, руки дрожали. Он первый раз видел женское тело! Неловко задел ногой лейку - та ударилась о грабельки. Девушка вздрогнула и проснулась. Но страх в глазах Лиз, вызванный неожиданностью пробуждения, быстро сменился сначала лукавостью, потом ее серые глаза заволокла зеленовато-болотистая пелена желания. Она бесстыдно перевернулась на спину... Кто может в этой ситуации отвернуться и уйти?! И Жан впился в губы Лиз, и удивился их вкусу молока с малиной, а затем стал целовать шею и грудь, благоухающие луговыми цветами... Не раз потом, отдыхая в луговых травах, к нему являлся образ Лиз и ее бурные объятья, и он будто взлетал над землей и парил, парил...
Еще в течении полугода они то и дело находили возможность для близости. Страстная и уже опытная Лиз проявляла известную женскую изобретательность, чтобы в очередной раз найти укромный уголок и соблазнить пылкого гасконца... В пятнадцатилетнем возрасте отец направил Жана в лицей при военной академии, а по достижении восемнадцати лет его приняли в Орден. Это было очень почетно! И отец, и сам юноша были крайне горды этим.
И вот сейчас, седой, пожилой и очень уставший от тяжелых дум человек, спрятав дневник, вновь задумался (в который раз!) о той ноше, о той великотрудной миссии, которую он возложил на себя.
Гроссмейстер взял в руки крест - мальтийский восьмиконечный крест; четыре направления - это четыре главные христовы добродетели: благоразумие, справедливость, сила духа и воздержание. Восемь концов - это восемь заповедей блаженства, которые дал Христос в Нагорной проповеди.
"Я прожил достойную жизнь, я следовал этим заповедям, мне нечего стыдиться", - думал ля Валетт.
"Но достичь всех высот и всех глубин христова учения я не могу, это могут лишь единицы, редкие святые отцы...".
"Я же монах и воин, честно несущий службу. Я сторожевая собака Веры!"
От этой последней мысли, этого нечаянного сравнения, великого магистра обожгло. Совсем недавно он слышал вопли янычар и башибузуков: "О, Аллах, мы твои верные псы! О, султан, мы твои верные псы войны! Мы умрем во имя Аллаха, во имя султана!"
"Так ли уж сильно отличается благородная сторожевая собака от вечно голодных, бродячих злющих псов, жаждущих одного - отобрать, загрызть, сожрать!? По ситуации", - заключил гроссмейстер.
"И нашел ли я блаженство? То, о котором говорил Христос. Да, были радости от побед, от познания, от упоения в бою. Но ведь есть другое блаженство, простое, человеческое - любовь, материнство, отцовство. Даже в браке может быть блаженство, как и есть высокий смысл. Ты, рыцарь, этого лишен, ты - человек Долга!"
Ля Валетт вспомнил несколько противоречащих одна другой фраз из Библии о женщине и браке. Больше ему сейчас понравилась цитата: "Жена в утешение дана", в которую он добавил с улыбкой слово "воину". Потом ухмыльнулся и сказал иронично вслух: "Хотя, вряд ли..."
Постепенно мысли великого магистра становились все тяжелее и беспокойней: "Оливер! Мужественный, хладнокровный рыцарь! И остроумный, и как много знает. И лично добровольно полезет в логово врага, коварного врага! Все ли они предусмотрели в плане с добычей Укладки?". Ля Валетт вдруг сообразил, что неплохо было бы оставить в условленном месте доспехи рыцаря, чтобы собаки не поранили сэра Старки. А туркам он может объяснить, что сам спрятал их специально, чтобы иоанниты приняли его за своего. Нужно предложить Старки.
И план сработал! 18 июля эта авантюрная затея дала стопроцентный результат! Без сбоев, по плану, как "по маслу". Уединившись в резиденции магистра, они поочередно бережно брали в руки и рассматривали золотую шкатулку, весьма тяжелую. На одной поверхности - двенадцать закругленных углублений, будто для укладки перепелиных яиц. На другой набита перевернутая звезда в круге - знак Сатаны. В углу еще знак - перевернутый крест.
– Вы помните, Оливер, Святой Петр был казнен на таком кресте?
– сказал ля Валетт.
– Он сам зачем-то захотел этой именно казни. Давайте попросим благословения у Св. Петра и откроем шкатулку!
Старки перекрестился и осторожно открыл крышку. Там лежали в беспорядочном виде двенадцать камушков из слоновой кости, напоминающие по форме "кубики" со скругленными углами и ребрами. На каждом "кубике" на всех шести гранях нацарапаны различные, но повторяющиеся знаки.
– Сэр Старки! Вы - истинный рыцарь, вы - герой! Вашу заслугу трудно переоценить!
– торжественно сказал магистр.
Старки молча поклонился и ничего не сказал. Он вдруг почувствовал, что руки, только что державшие шкатулку, стали будто обожженными.
– Поезжайте срочно в Рабат, - продолжал гроссмейстер, - и положите шкатулку в тайник, вместе с Пергаментом, - пауза, - теперь мы из гончих собак должны обратиться в сторожевых!
Старки вскинул резкий нелицеприятный взгляд на ля Валетта.
– Слушаюсь, гроссмейстер.
Оливер обернул шкатулку черной тряпкой из плотной ткани, положил в кожаную плечевую сумку. Волнение все еще переполняло обоих. Нечасто смертный прикасается к таким предметам!