Мальтийское Эхо
Шрифт:
Но сейчас колёса его машины отмеряют вёрсты пути совсем в другом направлении. Он вдруг вспомнил, как укладывал книги в коробки, а затем в машину. Сначала упаковал в дорогу семь коробок, потом выбрал четыре и, наконец, погрузил в машину только две. Это воспоминание кольнуло в сердце: "Шагреневая кожа моей жизни... также... половинками...".
Затем память перенесла направление мыслей к тем двум посещениям университета, когда нужно было оформить увольнение. Это расставание давалось сложнее, чем с квартирой. И разговор с заведующим кафедрой, Константином Михайловичем, был доверительным и непростым.
Ещё более сожалел Андрей Петрович о том, что оставляет несколько приятелей и коллег, с которыми ему было легко общаться, взгляд которых при прощании был искренне грустным. Особенно тронули красные от волнения, с дрожащими седыми ресницами влажные глаза соседа по площадке, пожилого скрипача из Оперного театр. Тот часто вечерами и по выходным захаживал в гости к Андрею, или Андрей к нему. Тоже одинокий человек. Сосед этот взялся присматривать за квартирой, показывать её покупателям. Ему оставлены ключи и право распорядиться оставшимся имуществом.
Подобрать агентство недвижимости, найти хорошего риэлтора оказалось увлекательной игрой. И если раньше Андрей Петрович не любил и не умел заниматься скучными практического или хозяйственного характера делами, то теперь, открыв интернетные страницы с темой "Продажа недвижимости", он увидел возможность на базе информационной тьмы построить матрицу оптимального планирования действий. Особый привкус этой экспериментальной деятельности придал звонок жене, когда та сказала в обычной своей манере: "Делай что хочешь! Только теперь я не могу "подпинывать" тебя и направлять, так что не "продешеви" того, что у тебя осталось". "Вдохновенные слова!" - подумал Андрей и на душе стало даже как-то веселей. Будто и вправду "дали пинка".
За три дня звонков и обсуждений с риэлторами были выбраны три, а в последний перед отъездом день был заключён договор с одним из них, тем, чья эффективность была наиболее убедительной. Впрочем, может ли вообще стоять вопрос об эффективности, разумности и убедительности в таком деле, как расставание с прошлым.
Меру расставания с прошлым фиксировали вешки на трассе, эти глупые зачеркнутые знаки: конец города, конец области, края. Край! Чего?
Андрей вспомнил последний перед отъездом вечер с Верочкой. Он молчал и листал (в который раз листал!) фотоальбом. Он уже полюбил несколько фотографий Веры-девочки и Веры-девушки. Она сидела за ноутбуком и что-то набирала текстом, заглядывая то в одну толстую книгу, то в другую, то шурша листами в тетрадях с записями от руки. Лицо её было сосредоточенным и даже непроницаемым.
Мужчина решил нарушить тягостное молчание. Ведь через несколько часов ему отправляться
– Скажи, пожалуйста, дорогая. В начале сентября, когда я вернусь, будет День знаний.
– Знаю.
– Обещаешь научить меня пользоваться твоей "машиной времени"?
Вера Яновна наконец повернула к Андрею Петровичу лицо и улыбнулась.
– Обещаю, дорогой. Обещаю показать и объяснить суть работы. А научиться ты должен сам!
– Спасибо. Я хороший ученик, "хорошист".
– Ты - "отличник"!
– Ещё раз спасибо, - и тут Андрея заметил, как Верочка бросила недовольный взгляд на его руки, в которых он держал листочки со стихами из фотоальбома.
– Ты здесь похожа на раненую птицу. И сейчас так смотришь! Что тебя ранило тогда? Расскажи, пожалуйста. Мне это важно знать!
Вера резко вскинула огромные глаза. Секунду внимательно смотрела в глаза Андрею, пока лёд взгляда не подтаял, и появилась влага доверчивости.
– Правда? Хорошо, но коротко и один раз! Я познакомилась с мужем, отцом Паши в Тарту. Он старше меня на семь лет. Мне тогда 20, ему 27. Он музыкант, уже лауреат престижных конкурсов. В 21 год я родила. Мы к тому времени поженились, муж переехал в Петербург. У меня "на носу" защита кандидатской, разъезды, семинары, консультации. Пашке всего два годика. И муж требует к себе внимания, заботы и о нём, и о сыне. И его таланту нужен покой, уединение и репетиции, репетиции. И тоже разъезды! Я прошу подругу помочь с ребёнком на время моих командировок. Она и "помогла". Стерва! Остальное, думаю, тебе, мужику, не нужно разобъяснять?!
– Не нужно, - тихо ответил мужчина.
– А стихи, вложенные здесь, об этом? Можно пару-тройку прочесть?
– Чего уж там: читай.
И сейчас, в машине, эти стихи отчётливо зазвучали в голове Андрея. Оказывается, он выучил их наизусть. Вот первое:
Что-то изменилось,
Я ли поменялась?
Небо опустилось...
Разве ожидалось?
Слёзы горячее
Кровь бурлит по жилам,
Ты ушёл навеки,
Почему, мой милый?
И сразу второе:
Девочка на фото,
С бантиком нелепым.
Дяденька фотограф,
С взглядом столь свирепым.
Всех любить с душою
Нараспаш открытой,
И бояться жутко
Быть тобой забытой!
Вырасти как в коконе,
Подлости не зная,
Получить пощёчину,
Плохо понимая...
Люди скажут - опыт,
Бисер ли пред свиньями,
Ты - со всей душою -
Разве не обидно ли?!
Жизнь всё повернула,
Крик души всё тише...
Рассмотреть "Что будет?"...
Вышло море с крыши.
Андрей Петрович остановил машину.
"Почему, прочитав эти чудесные стихи лишь единожды, я запомнил их наизусть?"
"Потому что они очень искренние. Это - крик! Это крик, обращённый к тебе. Лично к тебе, Андрей!"
"Способен ты взять на себя ответственность? Новую ответственность! Трудно, очень трудно ответить".
"Конечно, я не буду "перетягивать одеяло на себя". Но под одним одеялом... я разучился... Как быть вместе, быть родными, но и быть свободными? Как?"