Мама для дракончика или Жена к вылуплению

Максонова Мария

— Это все? — уточнил Эйдан, и я поморщилась. Пришлось помотать головой.

— Когда мы переехали, я начала торговать своими травами на ближайшем рынке. В самом начале я сама ходила с лотком, потому что меня никто не знал и не хотел брать травы от незнакомки без рекомендаций. И я несколько раз видела Льюиса на том рынке. Сперва случайно, а потом он стал появляться там со своими друзьями, смотрели на меня, обсуждали, смеялись. Я старалась скорее уйти. А однажды Льюис подошел ко мне, смеялся, что теперь я стала простой зеленщицей, а строила-то из себя леди. Сказал, что его предложение стать содержанкой еще в силе, только чтобы больше не рожала байстрюков, ему такое не нужно. Его друзья смеялись.

— А вы? — уточнил Эйдан.

— А я

пригрозила, что в следующий раз выращу что-нибудь с шипами и не гарантирую, что лианы не оторвут ему что-нибудь ценное. И швырнула в него пучком трав со своего лотка. Я не применяла магию, но он так испугался, что шарахнулся в сторону и упал прямо в кучу конского навоза.

— Он говорил что-то конкретное? Угрожал?

Я пожала плечами:

— Проклинал. Кричал, что я сдохну в сточной канаве со своим братом. Я не помню точно. Я убежала.

— Это была ваша последняя встреча?

Пришлось опять помотать головой:

— Он был на сегодняшнем балу, — я прикрыла глаза, вспомнив тот миг, когда почти столкнулась со своим обидчиком. Фиолетовый костюм эльфийского искрящегося шелка, льняные волосы, самодовольная ухмылка.

— Что он сказал вам?

Я удивленно посмотрела на Эйдана:

— Это так важно?

— Это может быть очень важно.

Я зажмурилась, пытаясь воспроизвести разговор в памяти:

— Он спросил... боги, это ужасно.

— Камилла, пожалуйста, это очень важно, — Эйдан сжал мою руку.

— Он спросил: «Разве ты не сдохла в канаве, торгуя своим телом среди быдла, где тебе и есть самое место?»

Я заметила, как сжались до побелевших костяшек руки Эйдана, но голос его все еще казался спокойным:

— Что было дальше?

— Мне хотелось дать ему пощечину, но я знала, что это будет скандал и может повредить всем нам. Поэтому я ответила: «Вам лучше знать о грязные канавах и торгующих своими телами женщинах, ведь у вас есть только два варианта, как добиться расположения женщины: или заплатить отцовскими деньгами, или попытаться принудить силой, но и то сил-то не хватит». «Вы намекаете на то, что я слабак?!» — ответил он, повышая голос, но на нас начали оглядываться, поэтому он оттеснил меня за колонну и продолжил говорить: — «В вас нет ничего, кроме внешности: ни сильного рода, ни связей, ни денег, ничего. Вы ничего из себя не представляете и никому не нужны. И уже очень скоро вы лишитесь своей красоты, и узнаете, где ваше место на самом деле. Вы все поймете и еще будете умолять меня о милости, а я до вас не снизойду.» Потом появилась его матушка, и ей он сказал, что это я вызвала его на разговор. Она отослала Льюиса и долго ругалась на меня, говорила, будто это я преследую его, что я сумасшедшая, что она откроет всем глаза на мое поведение. Я не помню точно ее слов.

— И этот... Льюис Грилборн точно сказал «вы лишитесь своей красоты»? — настороженно переспросил Эйдан.

Я кивнула.

Глава 16

Герцог Эйдан Роквистер

После рассказа Камиллы мне хотелось обратиться в дракона, полететь в дом маркизов Грилборнов и сжечь там все до углей. Но вместо этого я как мог постарался успокоить девушку и убедить ее в том, что ее вины в случившемся нет. Как вообще может прийти кому-то в голову мысль, что это она могла... да даже если бы она действительно была влюблена в этого подлеца, это не оправдание для него и для действий всей семьи маркизов. Он пытался воспользоваться слабостью молодой девушки, находящейся в зависимом от него положении, но она оказалась не так слаба, как ему бы того хотелось. Я и прежде уважал Камиллу за ее силу, но теперь это чувство выросло многократно.

К сожалению, сейчас побежать и вызвать младшего Грилборна на дуэль было бы слишком опрометчиво. У его поведения не было свидетелей, что с одной стороны не позволяло оправдать вызов на дуэль, а с другой произошедшее пока не бросало тень на Камиллу. А вызов на дуэль без повода, о котором можно было бы заявить публично, может испортить репутацию как мне, так и Камилле и негативно сказаться на детях. К сожалению, общество куда проще относилось к спорам о чести, рожденным из пары случайных фраз, чем к тем, поводам к которым послужила женщина. Сплетники легко могут решить, что это она сама виновата, что дала повод, что флиртовала или даже изменила мужу с тем, кого он после вызвал на дуэль. Это может вызвать подозрения и касаемо законности появления на свет Вилли, чего нельзя было допустить ни в коем случае.

Несмотря на вспышку гнева в начале, поразмыслив, мне пришлось признать, что действовать опрометчиво нельзя, но я поклялся себе, что буду следить за этим подонком и постараюсь подловить на каком-нибудь неблаговидном поступке, чтобы вызвать его на дуэль, не бросив тени на Камиллу. В крайнем случае постараюсь поддеть и спровоцировать ссору.

Меня очень насторожил разговор, который пересказала Камилла, что этот подонок угрожал ей потерей красоты. Не значило ли это, что он что-то знал? Не организовал ли он сам как-то ее болезнь? Ответа у меня не было, но Камилла уверила, что у парня совершенно точно нет никаких способностей к магии, он не смог бы сделать что-то самостоятельно. Однако, у него есть доступ к отцовским деньгам, и он мог бы кого-то нанять. Но я сомневался, сроки не сходились. Этот подонок желал заполучить Камиллу себе в любовницы, попытался ее изнасиловать, а потом преследовал, несмотря на отпор. И опозорился перед друзьями, что еще больше распалило его. Но ему она тогда нужна была прежней, без шрамов и болезни, он хотел видеть ее в своей постели. А угрожал он ей уже на балу, узнав, что она вышла замуж и теперь недоступна. Если бы Камилла заболела сейчас, его кандидатура была бы логичной, но полгода назад... он бы уже знал, что с ней и не подошел бы или как-то попытался бы уязвить своим знанием. Вряд ли он выдержан достаточно, чтобы не проговориться. Нет, что-то тут было нечисто. Возможно, что парень где-то что-то слышал, но вряд ли владел полной информацией. Но проверить все равно было нужно, так что я отправил несколько магических вестников своим людям и хорошим знакомым, чтобы узнать нужные подробности и проконтролировать ситуацию.

В ответ на ее откровенность я решительно рассказал Камилле историю моей любви к Ребекке. Было стыдно признаться в своем заблуждении, я действительно видел ее совсем не той, кем она оказалась на самом деле, но я верил, что знание ситуации поможет уберечь Камиллу хотя бы от части интриг, что может затеять Ребекка. Возможно, сейчас она решила, что ребенок ей не нужен, но кто знает, что будет, если малыш все же обернется, она женщина непостоянная и всегда может передумать.

— Как она могла? — только ахнула Камилла, когда я пересказал ей наш разговор с Ребеккой на балу. — Это же ее ребенок.

— Боюсь, что она настолько не принимает свой второй облик, что переложила это отвращение даже на ребенка. Мы остаемся вполне разумными в форме драконов и прекрасно контролируем себя. Нет никакого отдельного разума дракона, который мог бы превалировать над человеческим сознанием. Да, конечно, некоторые чувства и ощущения работают иначе, какие-то из них больше обостряются, но не до такой степени, чтобы их не контролировать. Даже если Вилфред не сможет оборачиваться, он останется сильным и имеющим магию драконом и моим сыном, — решительно заявил я, хоть было больно думать об этом.

— А... — Камилла явно замялась, занервничала, что было видно по ее затеребившим платье рукам, — я понимаю, что не знаю ничего про драконов и, конечно, тебе лучше судить об этом, но я прочла кое-какие книги из библиотеки...

— Говори прямо, Камилла, мы же договорились быть откровенными, — попросил я.

— Ты не думал, что Вилли может не быть мальчиком?

Я удивленно хлопнул глазами:

— А кем? — тупо спросил я и только после сообразил, на что намекает моя жена. — Что? В смысле... девочка? Но...