Мама для дракончика или Жена к вылуплению
Шрифт:
— Я не был жесток. Я готов был бросить все, что имею, к вашим ногам, я предлагал вам пожениться. Это вы отвергли все мои письма и бежали на юг. Это был ваш выбор, Ребекка, и теперь я совершил свой. Я женатый человек и уважаю свою жену. Я не хочу, чтобы она страдала из-за сплетен и насмешек, поэтому прошу вас более не искать встречи со мной. Передавайте мой поклон своему супругу, раз уж выбрали его, а не меня. Теперь прошу меня простить, — я склонил голову и попытался выйти из алькова, но она преградила мне путь и схватила за лацканы
— Как вы жестоки! Впрочем... пусть... пусть... сердце мое, полное любви к вам, будет истерзанным валяться под вашими ногами, но пусть будет так! Вы лишь стряхнете кровь со своих каблуков...
— Как поэтично, вы не хотели начать писать стихи?.. — усмехнулся я.
— Вы стали циничны... а, впрочем, верно, и были, просто я не видела этого, ослепленная своей любовью... — вновь и вновь она пыталась надавливать на мое чувство вины, но я уже очерствел. Я предлагал ей все, она отвергла мои чувства, оставив себе лишь изумруды.
— Я не намерен тратить время на обсуждение моих недостатков. Заранее со всем согласен: я жестокий коварный соблазнитель, я урод моральный, что вы еще хотите мне сказать? Я согласен со всем. Но главное — я дурак, который имел глупость любить... свою иллюзию, а не живую женщину, и за это поплатился. Довольно этого, прощайте, — я попытался отцепить ее руки от своего камзола, но она держала цепкой, наоборот прижалась всем телом.
— Нет! Вы не можете так поступить со мной!
— Ребекка, — почти простонал я.
— Вы можете винить меня во всем, мне не привыкать. Мужчинам легко винить нас женщин сперва в том, что нас так легко соблазнить, а потом и в том, что мы слишком сильно полюбили. Но я поняла все, я приняла, простите, я больше никогда не буду тревожить вас напоминаниями о своем разбитом сердце... — вопреки словам, отпускать она меня не пыталась, а лишь прижималась сильнее, демонстрируя открытое декольте.
— Ребекка, хватит...
— Но я еще и мать! Я не могу... вы не можете быть настолько жестоким!
— Вы — мать?! — вот тут уже я не сдержался. — Вы перестали быть матерью в тот миг, когда бросили своего ребенка, словно ненужную вещь, — прошипел я, пытаясь отодрать ее руки от своего камзола.
— Вам, мужчинам, легко винить нас! Вам достается удовольствие, а мы пожинаем плоды, — она всхлипнула, и по лицу ее потекли слезы. — Не вам ли следовало принять на себя ответственность и подумать об этом раньше?!
— Но вы ведь говорили, что пьете отвары... — я вновь почувствовал свою вину.
— Но они не дают ста процентов уверенности, как оказалось! И что мне нужно было делать?!
— Вы могли сообщить мне сразу! Вы могли...
— Я испугалась! Как вам не понятно — я слабая женщина, я была растеряна, обескуражена и одинока. Я рисковала всем! Если бы в свете узнали, то это лишило бы меня всего!
— Вы могли уйти от мужа и выйти за меня замуж, я ведь предлагал...
— Выйти замуж только из-за вашего чувства вины и ответственности
— То есть между старшими детьми и новорожденным вы выбрали первых, что ж, это ваше право, — мой голос похолодел на несколько градусов. — Выбор сделан. Все, довольно, прошлого не воротишь, — я попытался отстранить ее от себя.
— Я только хочу знать, кому ты отдал ребенка? — сбилась она с высокого слога на фамильярную манеру. — В какую семью пристроил? Хочу иметь возможность хоть изредка видеть его, бывать в доме, дарить подарки... — у меня в глазах потемнело от перспективы, что Ребекка будет являться в мой дом, чтобы потетешкать дракончика. Как я должен буду объяснить это Камилле и самому ребенку?! А если малыш почувствует что-то, энергию родной матери, что будет с ним каждый раз, когда она будет уезжать?!
— Ты с ума сошла! Довольно, ты уже навредила этому малышу, бросив его. У него есть другие родители, ты поняла? Другие, и ты ему не нужна!
Неожиданно она бросилась мне на грудь:
— Я всего лишь хочу видеть своего ребенка, Эйдан! Ты же понимаешь, я же его мать, я его родила! Возьми у меня что хочешь, хочешь ударь или даже убей, только не лишай меня возможности хотя бы изредка видеть моего ребенка! Умоляю, — и тут она сползла передо мной на колени.
— Ребекка, что ты делаешь?! — запаниковав, я принялся поднимать ее с колен.
— Эйдан, за что ты так жесток ко мне?! Семья, что его приютила, они ведь живут на твоих землях, ведь так?! Почему тебе можно будет навещать ребенка, а мне нельзя? Так ведь все делают в свете, чем я хуже других?
«Все делают, все подкидывают своих внебрачных детей арендаторам, а потом лишь навещают изредка, это нормально для них», — пролетело в голове. Я резко подхватил Ребекку подмышки и поставил-таки на ноги, встряхнул за плечи:
— Драконы так не делают! Драконы не подкидывают свои яйца посторонним людям, для нормальных драконов дети священны, Ребекка! Никто не подкидывает свои яйца к чужим порогам, не снабдив их ни одним амулетом! Мне в голову не пришло бы переносить яйцо без амулета обогрева, магической ауры, защиты от падений и травм!
— Но ничего ведь не случилось, оно же вылупилось, ребенок жив! — возмутилась она. — И я не подбросила ребенка, а послала свою доверенную служанку, чтобы она передала корзинку тебе лично в руки, ей строго-настрого было велено корзинку не ронять!
— А если бы она споткнулась? А если бы меня не оказалось дома, ты подумала об этом? Да, ребенок выжил, но никто так не делает! Младенца тоже можно оставить на улице в холодную погоду одного на пару часов — вероятно, он не умрет, только заболеет, но нормальные люди так не поступают.