Мамай. История «антигероя» в истории
Шрифт:
Дионисий Суздальский как один из основных виновников расправы с посольством Мамая в 1374-1375 гг. не имел оснований надеяться на благорасположение бекляри-бека и поэтому двинулся в Византию по Волге, через Сарай. Архимандрит Михаил же рискнул отправиться в Царьград через владения бекляри-бека. Мамай, для которого не было тайной то, что Михаил-Митяй — любимец Дмитрия Московского и его кандидат на митрополичий стол, принял его в своей ставке, где претендент на митрополию получил от Мухаммад-хана ярлык, подтверждающий льготы русской православной церкви, как если бы являлся уже официально поставленным митрополитом. Тем самым Мамай демонстрировал, с одной стороны, преемственность политики прежних ханов по отношению к русской церкви, [280] с другой — свое намерение примириться с московским князем, оказывая покровительство его ставленнику.
280
ПСРЛ 20006, с. 44; Григорьев 20046, с. 116-205. Русские летописцы, впрочем, оставаясь верными своему намерению создать негативный образ Мамая, сообщают, что архимандрит Михаил «ятъ бысть Мамаем, и не много державъ его пакы отпусти и» [ПСРЛ 1949, с. 198]. По мнению Г. М. Прохорова, Мамай решил поддержать Михаила-Митяя, поскольку ему было выгодно раздробление русской церкви, а не ее единство под властью митрополита Киприана [Прохоров 1978, с. 83].
В истории с выдачей митрополиту Михаилу ярлыка вообще много спорных вопросов. Так, некоторые исследователи полагают, что Михаил-Митяй выступал за примирение великого князя Дмитрия с Мамаем и что после битвы на Воже произошло примирение Москвы и Золотой Орды; другие отрицают подобные предположения. [281] Кроме того, вызывает недоумение тот факт, что Митяй появился во владениях Мамая приблизительно в августе 1379 г., а ярлык датирован 28 февраля того же года. А.П. Григорьев полагает, что ярлык был направлен архимандриту в феврале, когда он находился в Москве, а в августе, при встрече с Мамаем, ярлык был официально подтвержден, поскольку Михаил-Митяй предъявил ярлык Бердибека, выданный в 1357 г. митрополиту Алексию. [282]
281
См. подробнее: Горский 2000, с. 93-96.
282
Григорьев 1985а, с. 100-101; ср.: Горский 2000, с. 95.
Как бы то ни было, этот «жест доброй воли» не принес Мамаю никаких политических выгод. Во время морского путешествия из Кафы в Константинополь архимандрит Михаил скончался при крайне таинственных обстоятельствах: по некоторым сведениям, он был отравлен или даже собственноручно задушен Пименом, другим претендентом на митрополичий престол. В результате выданный Михаилу ярлык оказался бесполезным. [283]
Потерпев неудачу и в попытке привлечь на свою сторону русскую церковь, Мамай вновь попытался вбить клин между русскими правителями. Он отправил в Тверь Ивана Вельяминова — бывшего московского боярина, бежавшего от великого князя Дмитрия сначала в Тверь, затем в Орду с целью в очередной раз поссорить Дмитрия Московского и Михаила Тверского (не исключено, что Вельяминов вез с собой новый великокняжеский ярлык Михаилу Александровичу). Однако боярин был опознан и схвачен в Серпухове московскими дружинниками, доставлен в Москву, где 30 августа 1379 г. подвергнут публичной казни — кажется, первой в истории России. [284]
283
Тем не менее этот ярлык был включен в так называемый «Сборник ярлыков ордынских ханов русским митрополитам» и впоследствии неоднократно использовался предстоятелями русской православной церкви в борьбе с великими князьями за свои права и привилегии [Зимин 1955, с. 465-466; Григорьев 1985а].
284
См.: Горский 2000, с. 95.
Исчерпав все возможности вернуть власть над Русью, Мамай понял, что не остается ничего другого, кроме масштабного военного вторжения. Бекляри-бек направил Дмитрию Московскому послание, в котором настаивал на признании зависимости от Орды и выплате «выхода» — теперь уже не по «прежнему докончанию» 1363 г., а в том размере, в каком он выплачивался в эпоху Джанибек-хана. [285] Требование, естественно, было оставлено без ответа, и Мамай начал стягивать войска для нового похода на Русь, который вознамерился на этот раз возглавить сам.
285
Памятники 1998, с. 32 53. См. также: Картина 1879, с. 358-359; Киевский синопсис 2006, с. 161; Селезнев 2006, с. 92.
О Куликовской битве
Мамай объявил сбор войск во всех подвластных ему регионах Золотой Орды. Кроме того, согласно русским средневековым источникам, он договорился с литовским князем Ягайло о том, что тот поддержит его, оттянув на себя часть московских войск. Согласно тем же источникам, Олег Рязанский тоже известил бекляри-бека о своей поддержке: он обязался пропустить ордынские войска через свои земли и дать проводников, которые могли бы показать наиболее удобные пути и переправы.
Конечно, было бы глупо считать, что русские до последнего момента не узнают о его приготовлениях: у Дмитрия Московского были доброхоты и в Литве, и в Рязани, и даже в самой Золотой Орде. Поэтому в ответ на подготовку Мамая к походу великий князь также объявил мобилизацию и собрал свои основные силы гораздо быстрее, чем это удалось сделать бекляри-беку. В результате, пока войска Мамая только-только стягивались к ставке бекляри-бека на Дону, объединенные силы русских княжеств (за исключением разве что Твери и Рязани, отношения с которыми у Москвы были непоправимо испорчены) уже вступали в ордынские владения. [286]
286
А. А. Горский полагает, что во время похода на Дон русские войска также заняли ряд ордынских владений, включая Тулу и часть поволжских областей, которые в дальнейшем так и остались под властью русских князей [Горский 2004а, с. 164-166].
Мамая подвели его амбиции: он решил собрать максимально возможное количество войск, поэтому ему нужно было время, чтобы подтянуть силы из самых дальних областей Золотой Орды, признававших его власть. [287] И пока они не торопясь выступали к его ставке, русские войска оказались в опасной близости от нее, причем разведка бекляри-бека, как выяснилось, работала гораздо хуже, чем у русских: Мамаю не более чем за пять дней до сражения стало известно о приближении сил великого князя Дмитрия. [288] Подвел его и его новоприобретенный союзник Ягайло: помимо противостояния с дядей Кейстутом, длившимся уже около года, он умудрился вступить в конфликт и с собственными братьями по отцу — Андреем Полоцким и Дмитрием Брянским, которые, потерпев поражение, перешли на службу к великому князю Дмитрию Ивановичу. Не удивительно, что в таких условиях Ягайло не очень-то рвался на помощь Мамаю, предпочитая выжидать.
287
А. А. Зимин, опираясь на текст «Задонщины», высказывает предположение, что Мамай двигался с войсками из Крыма [Зимин 2006, с. 178]. Однако другие источники не содержат подобных сведений — напротив, они сообщают о пребывании Мамая непосредственно перед битвой на Дону.
288
Насонов 2002, с. 323. В «Пространной летописной повести о Куликовской битве» сообщается, что «князь перешел за Дон в поле чистое, в Мамаеву землю». Это — прямое свидетельство того, что московский государь совершил превентивный удар, а не отражал нашествие Мамая [Сказания 1982, с. 144; см. также: Картина 1879, с. 359; Чеботарев 2005].
Бекляри-бек проделал поистине титаническую работу: ему удалось на последние имеющиеся средства (а возможно, и в долг) нанять войска армянских и северокавказских князей, европейских наемников и разного рода степных авантюристов, в результате чего он сумел выставить против русских армию, вряд ли уступавшую им по численности. [289] Тем не менее Мамаю пришлось принять бой в совершенно невыгодных для себя условиях.
Согласно общепринятой версии, решительная битва состоялась 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, на берегу р. Непрядвы. При этом русские, изменив своей обычной оборонительной тактике, сами перешли в наступление, переправились через реку и завязали бой с наемниками Мамая. Нападение оказалось настолько неожиданным, что бекляри-бек даже не успел вывезти молодого хана Мухаммада в безопасное место или принять какие-либо меры по его защите, и монарху волей-неволей также пришлось принять участие в битве, что закончилось для него трагически.
289
Источники сообщают, что Мамай перед битвой «собравъ всю землю (или силу. — Р. П.) Половечьскую и Татарьскую» [Памятники 1998, С. 9, 30], однако ни «половцев», ни «татар» в числе его воинов не называют. Что касается пресловутой генуэзской пехоты, то вряд ли она представляла собой войска города Кафы, как полагают некоторые исследователи [см., напр.: Егоров 1980, с. 212], скорее, это были европейские «солдаты удачи», которые в поисках службы и добычи предлагали свои услуги различным властителям Причерноморья [ср.: Козлов-Струтинский; Широкорад 2005а]. Воинские контингенты из северокавказских народностей могли быть предоставлены Мамаю, по мнению исследователей, его тамошними вассалами и союзниками — в частности адыгскими князьями [см.: Новосельцев 1983, с. 111].
В отличие от собственных войск бекляри-бека, которые так и не подоспели к битве, наспех навербованные наемники не имели ни единого командования, ни представления о стратегических замыслах и тактических приемах Мамая и представляли собой разобщенное и разноязычное скопление вооруженных людей. Тем не менее они оказались профессионалами своего дела и даже сумели поначалу смять левое крыло русских войск, а затем прорвали и центр. Но их разобщенность не позволила Мамаю развить успех, а внезапный удар русского засадного полка под командованием Дмитрия Боброка-Волынского и Владимира Серпуховского (по некоторым сведениям, этот полк составляла едва ли не треть всех русских войск) превратил первоначальную неудачу русских в их полную победу.
Во время мощного и внезапного удара засадного полка русским удалось прорвать все линии обороны ордынских войск и добраться до ставки самого хана Мухаммада, который погиб. [290] Смерть юного монарха-марионетки, не имевшего никакого политического значения, сыграла, как мы увидим далее, роковую роль в судьбе Мамая. Великий же князь Дмитрий Иванович по итогам сражения получил прозвище Донской, поскольку именно за ним осталось поле битвы на берегу Дона.
Впервые за всю свою карьеру Мамай не просто отступил, а прямо-таки бежал с поля битвы с несколькими своими приближенными. Однако его упорство, целеустремленность и умение не сгибаться перед трудностями не позволили ему смириться даже с таким ужасающим разгромом, «растворившись» в степи. Сразу же после бегства с Куликова поля бекляри-бек начал готовиться к реваншу — новому походу на Русь.
290
В «памятниках Куликовского цикла» «царь Теляк» упомянут в качестве участника Куликовской битвы [Памятники 1998, с. 37, 75]. Тот факт, что после Куликовской битвы он не упоминается, позволил А. П. Григорьеву предположить, что он погиб в этом сражении [Григорьев 20046, с. 178-179].