Мамка-кормилица
Шрифт:
— Уйдетъ — ничего не дадимъ. Имемъ полное право… У насъ условіе было. Такъ и швейцару надо сказать. Вдь онъ изъ корысти женится, вдь онъ на ея добро зарится… на блье, наряды, перину, подушки, которые ей общаны посл выкормки ребенка. А тутъ, кром того, ему отступное на три-четыре мсяца. Я вызову его и переговорю…
— Но вдь у мамки тогда молоко испортится, потому что она будетъ плакать, ревть, неистовствовать, — замтила Колоярова. — Ты подумай объ этомъ, Базиль.
— Ну, онъ ее какъ-нибудь успокоитъ. Мы можемъ допустить
— Господи! Вдь еще только три мсяца и кормить-то Мурочку грудью.
Колоярова заплакала.
— Катишь, успокойся. Брось… Вдь мы еще ничего не слышали отъ самого швейцара, — говорилъ жен Колояровъ. — Я вызову его и переговорю съ нимъ. Можетъ быть, это только вспышка, минутная вспышка съ ея и его стороны. А онъ пожилой, разсудительный человкъ.
— Понимаешь ты, мн кажется, тутъ больше она, она… Она свободы хочетъ.
Вскор пріхали бабушки Александра Ивановна и Елизавета Петровна. Начались охи, вздохи. Старушки стали уговаривать мамку докормить ребенка, а ужъ потомъ выходить замужъ, но мамка была непреклонна.
Колояровъ послалъ за швейцаромъ.
XII
Швейцаръ Киндей Захаровъ явился къ Колоярову не вдругъ. Ему нужно было замнить себя на лстниц дворникомъ, что онъ и сдлалъ. Лакей Павелъ, передававшій ему приказаніе Колоярова, сообщилъ причину, по которой его зовутъ, но сообщилъ не безъ язвины, такъ какъ ему самому нравилась мамка Еликанида и онъ давно точилъ на нее зубы.
— Мамку нашу задумалъ ты сманивать — ну, вотъ теперь и ступай къ нему, — сказалъ Павелъ. — Ступай. Онъ теб ижицу-то пропишетъ. Покажетъ онъ теб, какъ изъ генеральскаго дома мамокъ сманивать.
— Ничего не покажетъ. Не иметъ онъ права. Какое у него такое собственное право? Нешто Еликанида крпостная? — отвчалъ швейцаръ. — А что онъ генералъ, такъ онъ генералъ штатскій, а намъ теперь, когда мы въ отставк, и военные генералы не страшны.
— А вотъ увидишь, что притянетъ на цугундеръ. Пожилой ты человкъ, солидный и вдругъ эдакую коварную интригу противъ глупой бабенки.
— Какую такую интригу? Я законъ принять хочу. Да и сама она ко мн склонна.
— Ну, мое дло сказать… Поговоришь съ бариномъ, поймешь, что не видать теб Еликаниды какъ своихъ ушей, — подмигнулъ лакей швейцару и побжалъ наверхъ.
Черезъ полчаса швейцаръ Киндей Захаровъ стоялъ передъ Колояровымъ въ кабинет, вытянувъ руки по швамъ. Присутствовать при переговорахъ со швейцаромъ очень хотла Екатерина Васильевна, а также дв бабушки, но Колояровъ этого не допустилъ, сказавъ имъ:
— Нельзя на него нападать нсколькимъ лицамъ сразу. Да тутъ нападки и угрозы ни къ чему не приведутъ. Нужны дипломатическіе переговоры и нкоторая хитрость.
Бабушки, однако, тотчасъ же подскочили къ дверямъ кабинета, какъ только вошелъ туда швейцаръ, и стали подслушивать разговоръ.
Колояровъ
— Ты что-же это, любезный другъ, длаешь? Сманиваешь мамку-кормилицу изъ порядочнаго дома, пока она еще, по условію, не докормила ребенка. Разв такъ хорошіе слуги поступаютъ! — сказалъ онъ.
— Не я ее, ваше превосходительство, сманиваю, а сама она, — отвчалъ швейцаръ.
— Что сама! Однако, ты, ты къ ней присватался.
— Законъ хочу принять, ваше превосходительство.
— Законъ. Ты принимай законъ тогда, когда она ребенка откормитъ, — продолжалъ Колояровъ.
— Мясодъ коротокъ, ваше превосходительство. Еще недля — и постъ, внчать не станутъ.
— Да я теб даже и не о дняхъ говорю, а о четырехъ, пяти мсяцахъ.
— Долго ждать, ваше превосходительство. Раздуматься можно. Или она раздумается, или я, а ужъ лучше сразу… Окличка — да и становись подъ внецъ.
— А отдумать придется, такъ это даже и лучше.
— Безъ бабы скучно, ваше превосходительство. Я человкъ вдовый, овдовлъ недавно… Хозяйство есть… мебель, посуда… посл жены покойницы бличій салопъ… перина, подушки… и все эдакое…
— Ты знаешь, она теб даже и не пара. Ты пожилой человкъ, солидный, а она молодая, вертлявая…
— Учить будемъ, ваше превосходительство, а учить молодую лучше, она понятливе.
— А что если-бы мы тебя попросили подождать жениться на Еликанид? — задалъ вопросъ Колояровъ. — Подождать, пока она ребенка грудью откормитъ.
— Долго ждать, ваше превосходительство. Тосковать будемъ, — далъ отвтъ швейцаръ. — У насъ ужъ сговорено.
— Удивляюсь, когда это вы могли успть при такомъ присмотр! — пожалъ плечами Колояровъ.
Швейцаръ улыбнулся, повелъ усами, въ которыхъ ужъ проглядывала сдина, и сказалъ:
— Перемигнулись… перешепнулись — и готово. Мн дворничиха сватала, ваше превосходительство.
„Дворничиха? Все противъ насъ. Но когда Еликанида могла видаться съ дворничихой, если дворницкая была для нея запретнымъ плодомъ?“ — подумалъ онъ и спросилъ швейцара:
— А что если я теб предложу за подожданіе, пока Еликанида откормитъ ребенка, пятьдесятъ рублей?
— Невозможно этому быть, ваше превосходительство. Она-то ужъ очень извелась въ невол. Тосковать будетъ. И такъ ужъ красота-то линять начала.
— Не замчаю… И никто не замчалъ, — проговорилъ Колояровъ.
— Позвольте… Вчера вдругъ такія слова: „бери говоритъ, меня скорй, а то мн впору сбжать куда-нибудь“.
— Такъ какая-же это любовь, если она даже куда-нибудь сбжать хочетъ?
— Такъ точно, ваше превосходительство. Перевнчаться скорй надо.
— Не сбжитъ. Да у насъ теперь и караулъ хорошій, — уговаривалъ швейцара Колояровъ и прибавилъ:- Ну, а что если я теб дамъ семьдесятъ пять рублей?
— Баба-то ужъ совсмъ дороже денегъ, ваше превосходительство!