Маргарита и Мастер
Шрифт:
И как только она засмотрелась на свой портрет:
– Вышел.
Исчезла, впрочем, и Тетя, остался только ее портрет иво работы. И поэтому когда вдруг увидела развалившего на широкой кровати толи карельской березы, как было в писательской организации организовано для СНС, толи синегальского тополя темно-коричневого цвета - из-за разности временных континуумов - плоскость и куб - как говорил Капица:
– Сразу и нельзя понять, где вы, толи в кубе, а может быть и в квадрате.
– Степу Лиходеева, которого за всё время рисования себя почти безо всего - в манере Лулуз Лотрека - даже не замечала:
– Ни сном, ни духом.
Но как только она помахала перед собой лапкой в виде веера, чтобы отогнать распускаемых Степой инертных газов - почему и инертных, что они не разгоняются простым усилием воли - то и вышла из себя, чуть не свалив:
– Уже заказанный ей передвижной столик с как-то:
– Грибочки кокот с желто-кое-где-коричневато-запеченной поверхностью только еще начавшего извергаться вулкана над Помпеей в нержавеющей кокотнице, похожей на Ноев Ковчег местного воображения - круглые ушаты для свиней - грибочки холодные отварные белые, сосиски - как принято в лучше домах Ландона до сего времени - в томате, горячие, закрытые крышкой в фарфором сине-розово-белом болванчике, как любит Молчановский и готовит для него тоже, ставшая уже не просто женой-Аннушкой, в его Дяде-Ване, но и вступившей в непримиримую битву с разным Чайханами и другими Магами-Дональдсами Их:
– Кулинарная Сеть.
Шашлык по-Карски, как из ресторана Прага - с почками-кочками и самим мясом с кулак если не Ильи Муромца, то одного из его заместителей:
– Точно.
Водку не пьем, только Наполеон в коробке: Под Тарле, или дорогущий - чтобы был настоящий, из Франции - Хеннесси, и обязательно рядом с портативным нагревательным прибором - никаких холодильников - жары не бывает! Ибо она стоит так давно, и долго столь непролазная, а:
– У нас теперь кандишэн.
– Полезный для дедушек и бабушек с их бывшим когда-то кашлем, ибо работает без воды - несмотря на распространяемую в будущем песню:
– Без воды не только есть не сяду, чтобы сначала не облиться из холодного колодезного ведра как следует, но и вообще, пока будущая жена не обольет прямо в кровати - и не туды, и не сюды:
– Ни за что не встану, хотя и сплю, может быть, на полатях.
Глава 17
Тетя и попытка Финдиректора добраться до Варьете самостоятельно. Как верить в бога. Долгожданная встреча в парковом туалете. Абдула хочет выйти как-нибудь на замену по старой памяти.
Тетя зацепилась за холст последней ногой и упала прямо на сладко, хотя и не без труда, дышащего, как Фишман под нагрузкой с пятидесятью вагонами, Лиходеева.
– Ты кто?
– сразу проснулся и тявкнул Степа, - из Голливуда? Манька Облигация, прости господи, Мила Йовович, хотел сказать? Меня берут в мушкетеры на роль Дартаньяна?
– Всё, хватит, ты уже задал четыре вопроса - а это здесь, - Тетя посмотрела вверх: - потолок.
Далее, она ему рассказывает, что надо:
– Сдать пост Директора Варьете Другому.
– А мы?
– сразу переходит на ты Степа.
– Которого зовут на самом деле Гнат - это сокращенно, а для хороших знакомых просто:
– Гранатовый браслет.
– Это вы можете забыть сразу, так как информация взята из не полной версии последнего Тетиного хита:
– Брысь под Лексус, милый - 4, часть восьмая.
– Мы поедем в свадебное путешествие, но так как это пока еще тайна даже для нее самой, то и мысль эта не высказывается вслух, а проходит так это, как грозовая туча, где-то в районе ее затылка.
– У нас спецзадание, - сказала Тетя и пожалела, что парень, пожалуй, не Ким Филби, ох не бильярдист, испугается.
Но он, тем более, после Хеннесси с подогревом, согласился, правда, кажется больше от испуга, так как спросил:
– Можно я только позвоню на работу, узнаю, когда у меня съемки, и поедем.
Надеется, что у него съемки с Милой Йовович, и получить отказаться.
Нет, мил человек, твоя судьба, хоть и вилами на воде писана, но важно, что уже:
– Записана.
Медиум:
– Я знаю, вы хотите меня, как Александра Матросова, под танк положить, но, извините, не мохгу:
– Контрактум в ХГолливуде.
Какой Голливуд, подумала Тетя, но скоро поняла, что ее ввели не в полный курс этого развития сюжета. Парень на самом деле звонил в Гули.
– Я говорю, мне Голливуд, дай-те. Пожалуй-ста.
– Это Варьете.
– Странно, - сказал Степа-Игнат, - опять сообщают, что лучше звоните в Варьете, и кладут трубку, как будто заранее знают:
– Я им - не нужен!
– Да ты выпей еще хенесишку - может что изменится?
– Тетя, как профессиональный фокусник, опять встала в картину, и удивилась, что:
– Даже не удивилась этому своему своеобразному желанию.
– Как будто:
– Так и надо.
– И поняла:
– Это, собственно, и не Гнат Машинист малого Фишмана, а точнее простой кочегарки, переименованной в иномарку с родовым именем:
– Гус-т-афф.
– А рост его, как рост Одиссея при виде невидимой Афины Паллады, стал выше, плечи шире, усы - появились. Как у Буди.
– Так он же ж умер, - подумала Тетя, и потерла себе висок пальчиком одной лапки, что привело к ее падению из картины.
– Как будто сняли с крючка, - сказал этот:
– Большой друг маленького Амадеуса.
– Вы-ы-ы вернулись из стран евро Союза з хгастролей?
– чуть не заикнувшись спросила подруга жены великого Электрика.
– Да, и также да, я так и останусь директором великого театра Варьете.
– Не знала, что он великий.
– П-простите, ог-говорился. Имелось, разумеется, в виду, великим директором просто театра Варьете. И да: