Маргарита и Мастер
Шрифт:
– И выступил - странным образом - Гаркуша Панин, в том смысле, что переоделся в простого народовольца, но только наполовину, ибо рожу-то умную загримировать не догадался. Да и вообще, как уже известно:
– Был жив, - но только наполовину, как Персефона, жена Подземного Царя Гадеса, и только в хорошую погоду выходила на Землю, а так сидела, как говорится, со своею Москою и шестерыми барчатами под:
– Крышей Мира.
Выступил и сказал:
– Он добрый человек.
– Почему?
– удивился даже Крысобой.
– У лапе у него дубина, которой можно запугать не только режиссеров Питербурхгских театров, но и даже вполне интернационального Любимова, который любил Высоцкого даже тогда, когда тот пил во Владивостоке, вместо того, чтобы в это же самое время выйти на помост, сказать трезво:
– Я один.
– Что Любимов додумался ничего не потерять даже в этой, сложной для других, но не для него ситуации, а именно: приставил к Высоцкому любезную его сердцу операторшу в виде загримированной под Целиковскую Марину Влади, и тут же, почти в прямом эфире, запускал эти съемки, в их голо-графическом виде на сцену своего Таганского сиэте, и знаете:
– Верили, - ибо думали, что Высоцкий в любом виде - Поэт.
А то, что в кабаке с симпатичной телкой - так это даже лучше:
– Можно после спектакля не ходить в соседнюю с ним шашлычную на датских, закупленных прямо целыми плитами, их ребер, ибо здесь это уже:
– Было, было, было.
– В исполнении Дальневосточного Высоцкого.
Как говорится:
– Он на Ваче, - а кино с ним до сих пор смотрят.
И вот вам пожалуйста - правда, уже после того, как всем прямой речью было объяснено:
– В одной лапе у него продолговатый, как древняя дубина, американский футбольный мяч, а завидуют люди, как-то Аль Пачино, который сказал:
– Так-то бы я мог, - в том смысле, что:
– Дайте мне роль Дурака и я переверну мир.
Ибо дело не только в американском футболе, который никто не смотрит, но и в лице, которое улыбается:
– И без улыбки.
Так что выиграть дуэль у такого бай-о-беса невозможно. Одно слово:
– Варенуха - били, били в летнем парковом туалете под весенне-летним дождем, а толку?
– Получил еще одну роль:
– Древнего Человека, - которого и выбрали жители того Сингапура, про который давно, и много раз уже было сказано:
– Эй, ты, Сингапур! Посмотри на этих дур!
Они пляшут и поют - и не только себя:
– Никого не узнают.
И более того, били, да, но не его, а товарища его уже покойного, который и принял это посмертное хамство со свойственным ему мрачно-покорным юмором:
– И даже до этого он был мне другом.
И даже Карл Линней со спокойной совестью мог был поместить его в свой каталог под мирным название:
– Клявер Оленебойный, - или как Кожаный Чулок Фенимора Купера в картине швейцарского режиссера Марка Форстера снявшийся в роли Джеймса Бонда, ибо сам был милосерден, как маленький - почти неуловимый - Квант.
Ибо у него уже не будет тогда фальцета:
– Говорить придется только по-американски, - который отличается тем, что в нем букв Р-Р-Р намного больше, чем в английском, и от такого большого рычания, он наконец-то, может - хоть когда-нибудь - сняться в фильме про врача, в роли которого когда-то снимался Ролан Быков:
– Настаящий лагапедец.
И после этого визга, писка и свиста вышел Высоцкий, чтобы сказать:
– Если вы его - он кивнул на Варенуху - не уважаете, то и я петь не буду, - как это и много раз рассказал истории один из его мушкетеров, Веня Несмешной:
– Засмеялись еще смешней и намного злей:
– Не пой, кто тебя просит!
– Нет, нет, мы просим, именно вас очень просим спеть, - сказал начальник тайной стражи Пилата, прикинувшись простым рабовладельцем. К нему подошли трое, и что характерно:
– Не сзади, а двое с боков, один спереди, заслонив, таким образом от сцены, где Пилат мог бы узнать его по проводимым приемам, которые они вместе отрабатывали - бывало - на крыше (? название последнего этажа) его многоэтажного амфитеатра. ?
Не владея приемом Котовского:
– Бить стоящих рядом противников лбами друг о друга, - из-за низкого роста, коротких рук и тощих частей остального тела, - начальник тайной стражи использовал свой любимый стиль пьяного мастера.
– Споткнулся и упал на первого, ущипнув нечаянно за печень так, как царапнула бы ядовитая Черная Мамба. У того закружилась голова, да так, что он понял:
– Не могу даже присесть, - и начал падать прямо на Якудзу. А сознание его сообщников потеряло из-за этого свою монолитность, они не знали уже точно, что лучше делать, врезать ли в ответ этому Якудзе сразу с двух сторон, или сначала помощь товарищу. Так-то ясно, что помочь можно и потом, но ясно не совсем, часть их внимания все-таки сосредоточилась на падающем боевике, головы придвинулись ближе, согнулись механически ближе, ближе, еще ближе, и тут их уже можно было без помех для недостаточно длинных рук, приблизить еще ближе, и что самое главное:
– С очень большим ускорением.
Рассмотрев создавшееся положение тел, народ решил:
– Лучше будем безмолвствовать.
И тогда оратор, перебрав струны гитары, начал свою прощальную речь:
Было так, я любил и страдал,
Было так, я о ней лишь мечтал.
Я ее видел часто во сне
Амазонкой на белом коне.
Что мне была вся мудрость скучных книг,
Когда к следам ее губами мог припасть я?
Что с вами было, королева грез моих?