Маргарита Наваррская
Шрифт:
В конце концов она сменила гнев на милость, однако за время опалы Монтини сделал для себя ошеломляющее открытие. Он вдруг понял, что любит ее всем сердцем, любит ее как женщину, а не как принцессу, и оттого очень испугался. Этьен был парень здравомыслящий и даже циничный и прекрасно понимал, что для Бланки, как бы она не убеждала себя в обратном, их любовь - лишь тихая, уютная гавань, где она решила временно укрыться от жизненных бурь и невзгод, чтобы оправиться от жестоких ударов судьбы, восстановить утраченное душевное равновесие и со свежими силами пуститься в новое плавание к неведомым ему берегам. А он, брошенный и забытый,
Пока еще не поздно, Монтини пытался бежать из Памплоны, но Бланка вовремя спохватилась и отрядила в погоню за ним дюжину королевских гвардейцев, которые быстро изловили беглеца и препроводили его назад во дворец. Увидев горькие слезы возлюбленной, Этьен мигом позабыл обо всех своих страхах и сомнениях, бросился ей в ноги, моля о прощении, и, конечно же, был прощен. С тех пор он старался не думать о будущем и жил только текущим днем.
Когда граф Бискайский без предупреждения ворвался в спальню жены, любовники, утомленные длительными утехами, едва лишь погрузились в легкую дрему. Бланка вскрикнула от неожиданности и подхватилась с подушки; в лицо ей бросилась краска негодования.
– Вы?!
– гневно произнесла она.
– Вы осмелились нарушить мой запрет?!
Александр остановился возле кровати, держа в руке зажженную свечу. За дверью слышалось встревоженное кудахтанье сонной горничной.
– Погодите, сударыня, не кипятитесь. Я пришел совсем не для того, чтобы проситься к вам в постель. Тем более, что место в ней, похоже, занято всерьез и надолго.
– Ах, какое великодушие, граф! Какой широкий жест! Я, право, польщена... Гм... Так чему же я обязана честью вашего визита, позвольте спросить?
Граф вставил свечу в пустой подсвечник на туалетном столике, пододвинул ближе к кровати низенький табурет с обитым красной бархатной тканью мягким сидением и осторожно опустился на него.
– Чему, спрашиваете? Скорее, кому, - и он вперился взглядом в оробевшего Монтини.
– Даже так!
– Вдруг Бланка сообразила, что она совершенно голая, и торопливо натянула на плечи одеяло; Этьену и вовсе захотелось укрыться с головой, чтобы спрятаться от пронзительного взгляда графа, который не сводил с него глаз.
– Ну и ну! Это уже интересно.
– Очень интересно, сударыня, - с готовностью согласился Александр. Даже интригующе: принцесса Кастилии, старшая дочь короля, в постели с нищим попрошайкой. Да-а, порой жизнь преподносит нам такие курьезы, что и не снились жалким сочинялам романов и баллад с их убогой фантазией.
– Если вы намерены и дальше разговаривать со мной в таком тоне, предупредила Бланка, бледнея от гнева, - можете не утруждать себя. Лучше уж сразу убирайтесь к чертовой матери.
– Ай, ай, ай!
– удрученно покачал головой граф.
– Как быстро вы учитесь у Маргариты всем ее порокам - и разврату, и сквернословию! Куда и девалась ваша была застенчивость, изысканность в речах...
– Он умолк, так как Бланка уже готова была взорваться.
– Впрочем, ладно. Прошу прощения за грубость и предлагаю в дальнейшем обходиться без взаимных упреков и оскорблений. Скажем так: лежащий подле вас молодой господин, несмотря на все свои бесспорные достоинства, будем откровенны, все же недостаточно
Монтини не знал, куда ему деться от стыда и унижения. В словах графа он почувствовал кислый привкус правды - тот самый привкус, который уже давно набил ему оскомину.
– Это не ваше дело, сударь!
– зло ответила Бланка.
– Вас это не должно касаться.
– Однако касается. Так касается, что даже кусается. Ведь вы, сударыня, хотите того или нет, в глазах всего мира являетесь моей женой, а потому мне вовсе не безразлично, с кем вы делите постель, так как об этом судачат все, кому не лень. И, добавлю, исподтишка насмехаются надо мной. Вы выставляете меня на всеобщее посмешище.
– Скажите еще спасибо, что не на позорище, - с издевкой ответила Бланка.
– А это я могу сделать, вы знаете. И тогда плакали все ваши честолюбивые планы.
Александр тяжело вздохнул.
– Да уж, знаю. Крепко вы держите меня в узде, нечего сказать... Итак, сударыня, после этой словесной разминки, нам, пожалуй, пора переходить к делу.
– К какому такому делу? У меня, к счастью, нет с вами никаких общих дел.
– Речь идет об одном милом молодом человеке, который...
– Об этом милом молодом человеке я как-нибудь позабочусь сама, оборвала его Бланка.
– Не смейте вмешиваться в мою личную жизнь, господин граф. Вы потеряли на это право.
– Но я хочу предложить вам полюбовную сделку, - настаивал Александр.
– Надеюсь, она удовлетворит нас обоих... всех троих.
Однако Бланка была непреклонна:
– Ничего у вас не выйдет, милостивый государь. Я не собираюсь ронять свое достоинство, заключая с вами какую бы то ни было сделку. Довольно с меня и нашего брака - самого прискорбного события всей моей жизни... Коломба!
– громко позвала она.
Тотчас дверь отворилась, и в спальню прошмыгнула молоденькая смуглолицая горничная Бланки.
– Что вам угодно, моя госпожа?
– Граф покидает нас. Проводи его к выходу, чтобы, случайно, не заблудился.
– Но, сударыня...
– начал было Александр.
– Аудиенция закончена, сударь, - кротко произнесла Бланка.
– Еще одно слово, и я велю страже вышвырнуть вас вон. Уразумели?
Граф все уразумел. Ему был хорошо знаком этот тон - ровный, сдержанный, чуть ли не ласковый. Таким вот тоном покойный дон Фернандо в былые времена объявлял смертные приговоры провинившимся дворянам и чиновникам. Таким же тоном в тот памятный февральский день Бланка запретила ему под страхом разоблачения впредь переступать порог ее покоев. В состоянии крайнего раздражения она производила еще более жуткое впечатление, чем даже ее отец, ибо произносила свои угрозы не только ласково, но и нараспев. Александр вновь вздохнул, поднялся с табурета и молча направился к двери.
– Ах, да!
– в последний момент вспомнил он, вернулся к столику, вынул из подсвечника свою свечу, пояснив с мрачной улыбкой: - Чего доброго, еще швырнете мне в спину, - и лишь затем вышел.
– Интересно, о какой это сделке он говорил?
– первым отозвался Монтини, когда горничная затворила за собой дверь.
– Что он хотел предложить?
– Наверняка собирался дать тебе денег, - сказала Бланка, положив голову ему на грудь.
– Полагаю, тысяч десять, не меньше. Вот негодяй-то!