Маргарита Наваррская
Шрифт:
– Не надо угроз, Маргарита. Я просто попрошу его молчать. Меня он послушается.
– Вот и хорошо.
Проводив Жоанну взглядом, Маргарита повернулась к Филиппу.
– Представьте, кузен! Этот бешеный идиот...
– Сиречь виконт Иверо?
– усмехнулся Филипп, по достоинству оценив такую оригинальную характеристику бывшего любовника принцессы.
– И что же с ним приключилось?
– Он едва не покончил с собой.
– Да что вы говорите?!
– Так оно и было. Этой ночью он пытался выброситься с восточной башни. Она у нас самая высокая, а внизу - вымощенный булыжником двор, так что почти наверняка он разбился
– Но он не выбросился, как я понимаю.
– Только благодаря кузену Бискайскому. Порой у него бывает бессонница - вот он и шатался ночью по дворцу и случайно забрел именно в эту башню. Жоанна рассказывала, что он спокойно сидел на парапете меж двух зазубрин и дышал свежим воздухом, как вдруг появился кузен Иверо и, точно лунатик, не видя ничего вокруг, направился к краю башни. К счастью, кузен Бискайский вовремя сообразил, что к чему, и в самый последний момент помешал ему совершить эту глупость.
– М-да, невеселая история, - констатировал Филипп и пристально посмотрел Маргарите в глаза.
– А как вы считаете, кузина, что могло толкнуть его к самоубийству?
– Наверное, долги, - смущенно ответила она.
– Так он сказал кузену Бискайскому.
– Ой ли!
– усомнился Филипп.
– И в самом-то деле?
– Он задолжал памплонским евреям свыше восьмидесяти тысяч, - будто оправдываясь, сообщила Маргарита; щеки ее при этом сделались пунцовыми.
– Восемьдесят тысяч!
– ошарашено произнес Филипп.
– Ничего себе! Да ведь это, пожалуй, в три - три с половиной раза превышает годовой доход графства Иверо. И как только он ухитрился растранжирить такую уйму денег?
– Мало ли как! Этот остолоп на все способен.
Бланка сокрушенно покачала головой.
– Ты бессердечная, кузина. На кого же, как не на тебя, потратил он эти деньги. На все эти роскошные и безумно дорогие подарки...
– Она вздохнула.
– Да разве в деньгах дело?..
– Помолчи, Бланка!
– вскипела Маргарита.
– Мне и без твоих комментариев тошно.
– А меня тошнит от твоей черствости!
– огрызнулась Бланка.
– И от твоего самодурства. Такой закоренелой эгоистки, как ты, я еще не встречала. Ты любишь только себя, до всех других тебе нет никакого дела. Ради тебя Рикард готов был на все, а ты... ты попросту использовала его, играла с ним, как кошка с мышью, пока он тебе не надоел, а затем без колебаний и сожаления вышвырнула его прочь, едва лишь у тебя появился новый кумир.
– Тут Бланка выстрелила глазами в Филиппа, и в ее взгляде тому почудилась ревность.
– Тебе и в голову не приходило, что Рикард такой же человек, как и ты, а быть может, гораздо лучше тебя, и его боль не менее реальна, чем твоя. По мне, если кто и виноват в том, что случилось и что едва не случилось, так это ты со своею жестокостью.
– Нет, вы только поглядите, какая защитница нашлась!
– с издевкой произнесла Маргарита.
– Так что же ты здесь сидишь и попусту треплешь языком? Ступай-ка лучше к Рикарду, помоги Елене утешить его и заодно присмотри за нею самой - как бы она не перестаралась в своем рвении.
Дело явно шло к тому, что перебранка между принцессами грозила вылиться в крепкую ссору. Поэтому Филипп, не долго думая, стукнул кулаком по столу и громко сказал:
– Ну, все, дамочки, хватит! Что вы, как дети, в самом деле!
– Он положил руку Маргарите на колено, что в корне изменило ход ее мыслей, придав им совершенно иное направление, и обратился уже непосредственно к кастильской
– Вот именно, - отозвалась Маргарита.
– Поговорим, наконец, о Матильде.
Бланка кивнула.
– Это будет лучше, чем продолжать обмен взаимными упреками. Может быть, вы начнете, Филипп?
– Пожалуй, да. Прежде всего, я хотел бы принести свои извинения...
– И только?
– осведомилась Маргарита.
– Нет, но это - прежде всего. Я очень сожалею о случившемся и признаю, что поступку господина де Шеверни нет оправдания. Однако, по моему убеждению, следует учесть и некоторые смягчающие его вину обстоятельства.
– А таковые присутствуют?
– Конечно, присутствуют. Я ни в коей мере не собираюсь оправдывать моего дворянина, но вместе с тем настаиваю на справедливом к нему отношении.
– А разве он заслуживает справедливого отношения?
– не унималась Маргарита.
– Ну, разумеется, принцесса! Даже самый закоренелый преступник вправе рассчитывать на справедливый суд, - назидательно произнес Филипп, украдкой поглаживая ее ногу.
– Тем более, что я не считаю господина де Шеверни преступником.
– Ах так!
– не удержался от негодующего восклицания Монтини.
– А кто же он тогда?
Филипп смерил его ледяным взглядом.
– К вашему сведению, милостивый государь, господин де Шеверни выразил готовность встретиться с вами в поединке и позволить вам без труда убить себя. Но, боюсь, это не будет выходом для вашей сестры, да и вам не сделает большой чести.
– Он повернулся к Бланке: - Вас можно на пару слов, кузина? Наедине. Вы не возражаете, Маргарита?
Маргарита не возражала, а Монтини возражать не осмелился.
Немного удивленная такой просьбой Бланка все же согласно кивнула и поднялась из-за стола. Они отошли к краю террасы и остановились возле высокого парапета.
– Бланка, - заговорил Филипп, переходя на кастильский, - скажите по старой дружбе: вы, все трое, уже пришли к определенному решению?
– Да, а вы?
– Я буду просить руки барышни Матильды для Габриеля де Шеверни.
– Мы примем ваше предложение.
Филипп тяжело вздохнул.
– Вот и чудненько.
– По вашему виду не скажешь, - заметила Бланка.
– Вы вздыхаете, как за покойником. В чем дело, Филипп?
– Не по душе мне этот брак, Бланка, ой как не по душе. С тяжелым сердцем я взялся за сватовство. По мне, лучше бы Габриель в тюрьме посидел, чем женился на Матильде.
– Вы тоже так считаете?
– А вы?
– Я - да. Но Маргарита и Э-э... господин де Монтини думают иначе. Они загорелись мыслью сделать Матильду виконтессой и не могут, вернее, не хотят понять, что это значит для самой Матильды. Какой бы там ни был господин де Шеверни замечательный человек, у нее уже сложилось весьма неприглядное мнение о нем, и вряд ли кто-то способен внушить ей уважение к нему, не говоря уж о любви. Ну а там, где нет ни любви, ни уважения... Одним словом, я очень боюсь, что их супружеская жизнь будет сущим адом.