Маргарита Наваррская
Шрифт:
Рикард Иверо еще больше помрачнел и бросил на Филиппа воинственный взгляд, будто собираясь вызвать его на поединок.
А Маргарита раздосадовано закусила губу. Ей были крайне неприятны воспоминания об этом инциденте полуторагодичной давности, когда известный итальянский художник Галеацци, расписывавший витражи собора Пречистой Девы в Памплоне, испросил у наваррского короля позволения запечатлеть черты его дочери в образе Божьей Матери, но получил категорический отказ. Мало того, в пылу праведного возмущения дон Александр воскликнул: "Не потерплю святотатства!" - и эта фраза, к большому огорчению
Чувствуя, что молчание из неловкого становится невыносимым, Маргарита спросила:
– И вы согласны с моим отцом?
Этим вопросом она явно рассчитывала поставить Филиппа в затруднительное положение - но не тут-то было.
– О да, конечно, - сразу нашелся он.
– При всем моем уважении к выдающемуся таланту маэстро Галеацци, я тоже не уверен, что он смог бы... Нет, решительно, я уверен, что он не смог бы изобразить вас во всей вашей красоте. А как ревностный христианин, его величество не мог допустить, чтобы в образе Пречистой Девы Марии вы выглядели хуже, чем есть на самом деле. Именно это, я полагаю, имел в виду ваш отец, говоря о святотатстве.
И опять Маргарита растерялась. Как и прежде, она не могла решить, глумится ли он над ней, или же говорит от чистого сердца.
– А почему вы так уверены, что на портрете я выглядела бы хуже?
– Да потому, - отвечал Филипп, - что не родился еще художник, способный сравниться в мастерстве с Творцом, по чьей милости я имею честь восторженно лицезреть самое совершенное из Его творений - вас. Ваша красота, это как откровение свыше, это... Прошу прощения, принцесса, но я не в состоянии подобрать более подходящие эпитеты для вашей красоты, чем сногсшибательная и умопомрачительная. Пускай они немного грубоваты, зато как нельзя точнее соответствуют моему теперешнему состоянию.
– И тем не менее вы еще держитесь на ногах, - заметила Маргарита. Притом довольно прочно.
– Уверяю вас, сударыня, только благодаря отчаянным усилиям.
Она улыбнулась и покачала головой:
– Однако вы льстец, сударь!
– Вовсе нет, - живо возразил Филипп.
– Я лишь говорю, что думаю, и не более того. Меня, конечно, нельзя назвать беспристрастным в отношении вас - я, право же, просто очарован вами, - но даже самый беспристрастный человек вынужден будет признать...
– Вдруг он умолк и беспомощно развел руками, будто натолкнувшись в своих рассуждениях на неожиданное препятствие.
– Ну, что там еще?
– поинтересовалась Маргарита.
– Должен вам сказать, сударыня, что беспристрастных в отношении вас людей на свете не существует.
– Как же так? Объясните, пожалуйста.
– Здесь и объяснять нечего, моя принцесса. Дело в том, что все мужчины при виде вас не помнят себя от восторга, а женщины зеленеют от зависти.
– Гм, это похоже на правду, - сказала польщенная Маргарита.
– Только вот что. С вашим тезисом насчет мужчин я, пожалуй, согласна. Но женщины неужели они все такие завистницы? Ведь если послушать вас, так получается, что у меня нет ни одной искренней подруги.
– Этого я не утверждал. Далеко не всегда зависть идет рука об руку с недоброжелательностью. Можно питать к человеку самые дружеские, самые искренние и теплые чувства, но вместе с тем неосознанно
Маргарита покраснела от удовольствия.
– Однако есть еще старики, дети, священнослужители, евнухи, наконец.
– В вашем присутствии, моя принцесса, старики молодеют, дети взрослеют, евнухи вспоминают, что когда-то были мужчинами, а священнослужители начинают сожалеть о том дне, когда они, приняв обет, отреклись от мирских радостей.
"А он довольно мил, - подумала Маргарита.
– Сначала угостил меня горькой пилюлей, а затем обильно сдобрил ее сладкой лестью".
– А вы очень милы и любезны, мой принц. Даже самые заеложенные комплименты в ваших устах приобретают какое-то особенное, неповторимое очарование.
– (Филипп молча поклонился).
– Но, кажется, мы слишком увлеклись обменом любезностей и заставляем ждать ваших друзей. Представьте мне их.
– Как вам угодно, сударыня. Надеюсь, графа Альбре вы еще не забыли?
– Разумеется, нет. Рада вас видеть, граф, - сказала принцесса, подавая Гастону руку для поцелуя.
– Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский. Воевал на Святой Земле вместе с Филиппом-Августом Французским.
Маргарита приветливо кивнула.
– А впоследствии воевал против него в Байонне, - добавила она.
– В вашем окружении, дорогой принц, я вижу лишь одного настоящего рыцаря господина де Шатофьера - зато какого рыцаря! Премного наслышана о ваших подвигах, сударь. Говорят, вы чудом избежали плена... то бишь не чудом, а благодаря вашему невероятному мужеству и везению.
– Бесконечно милосердие Божие, моя принцесса, - скромно ответил Эрнан.
– Виконт де Бигор, - представил Филипп Симона.
– Уже виконт? А ваш батюшка, стало быть, граф? Очень мило... Да, кстати, как себя чувствует ваша жена?
– спросила Маргарита, лукаво косясь на Филиппа.
Симон густо покраснел.
– Благодарю за участие, сударыня, - ответил он, глядя исподлобья на того же таки Филиппа.
– Все в порядке.
Затем подошла очередь Габриеля.
– Как, тоже виконт?
– удивилась Маргарита и бросила быстрый взгляд на Симона.
– Ах, да, понимаю. Ведь по большому счету именно вам, господин де Шеверни, я обязана счастьем лицезреть нашего дорогого принца живым-здоровым. Это очень похвально, когда государь не забывает о заслугах своих подданных и вознаграждает их по-справедливости.
Гастон склонился к Симону и шепотом объяснил ему, на что намекает принцесса, говоря о заслугах и вознаграждениях. Симон обиделся.
Когда Филипп представил ей всех своих спутников (а таковых было больше десятка), Маргарита оперлась на его руку и сказала остальным:
– Прошу вас, господа, проходите, знакомьтесь с моими дамами. И смелее, не робейте, они у меня настоящие овечки - кроткие и застенчивые.
Филипп ухмыльнулся.
"Ну-ну!
– подумал он.
– Хороши овечки с томными и похотливыми глазами! Впрочем, и мои ребята не промах - уж то-то они повеселятся!.."