Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
— Что ж, господа, — с неохотой обратился к ним губернатор, — коли уж вы здесь, придется вас принять. Не хочу, чтобы, вы беспокоились понапрасну, однако прошу вас не мешкать, ибо я уже и так опаздываю…
— Весьма сожалею, сударь! — вновь проговорил Бофор. — Но вам все-таки придется уделить время, чтобы выслушать нас до конца. Вы видите здесь моих друзей, Ларше и Арнуля, которые, невзирая на тяжкие раны, все-таки сочли возможным без колебаний прийти сюда со мною. Кстати, господин губернатор, виновники той западни, в которую угодили мои несчастные друзья, все еще гуляют на свободе! Лефор с капитаном Байарделем околачиваются по вечерам в таверне, стены которой были свидетелями их гнусных проделок… Почему они до сих пор не арестованы, чего вы, интересно знать, ждете? Может, пока они искалечат добрую половину жителей острова или уничтожат остатки тех складов, в которых хранится продовольствие, необходимое для пропитания наших людей? Считаю своим долгом довести также до вашего сведения, что состояние здоровья господина Филиппа Лазье достаточно серьезно, чтобы без промедления отдать его убийц в руки палача! У постели его дежурит отец Фейе, который специально прибыл, чтобы пользовать несчастного, а также лекарь из форта господин Патен. И оба они согласны во мнении, что рана, нанесенная ему этим господином Лефором, угрожает его жизни!
— Выходит, — проговорил Лапьерьер, — вы явились сюда, господа, чтобы потребовать от меня ареста и расправы над капитаном Байарделем и господином Лефором?
— В первую очередь, господин губернатор, именно за этим…
— А известно ли вам, что рапорт главного королевского судьи острова не выдвигает против этих двоих ровно никаких обвинений? Эти люди никак не могли поджечь склады компании по одной простой причине, — что в тот самый час, когда начался пожар, Байардель и Лефор были заняты дракой с вами, господа.
— Именно так оно и было! — не без дерзости воскликнул Бофор. — Значит, вы, господин губернатор, сами признаете, что это именно они нанесли раны моим друзьям, и тем не менее медлите с наказанием? Может, вам угодно оказывать поддержку убийцам? И порядочные люди должны и дальше дрожать от страха перед негодяями, которые остаются безнаказанными, каковы бы ни были их преступления?
— Господа, я знаю, что дуэли запрещены. Однако вы и сами были перед Байарделем с Лефором с оружием в руках. И если бы кто-нибудь из вас убил одного из них, что бы вы тогда сказали? Чего, в сущности, вы от меня требуете? Неужели эти двое и вправду заманили вас в западню, как вы пытаетесь здесь меня уверить? Ведь вас же, насколько мне известно, было восемь, а их всего двое… Странная западня! Выходит, вы сами признаете, что восьмером не смогли справиться с какой-то парой негодяев?
Лицо Бофора побагровело от ярости.
— Так оно и было, — вынужден был согласиться он. — Нас так оскорбляли, так провоцировали, капитан со своим приспешником набросились на нас столь неожиданно, что трое оказались серьезно ранены. А остальные были вынуждены спасаться бегством, иначе и нам бы несдобровать…
— Хорошо, господа! В таком случае, я устрою вам очную ставку. Я приглашу сюда капитана с Лефором, а также хозяина таверны, и, надеюсь, нам удастся извлечь истину из всех ваших заявлений и объяснений… Только сейчас, господа, я должен уехать, а потому не смогу уладить это дело немедленно… Но могу дать вам слово, что виновные, кем бы они ни оказались, понесут заслуженное наказание! Вот так, господа!
Лапьерьер поднялся, давая понять визитерам, что аудиенция окончена. Однако в этот самый момент на губах Бофора заиграла какая-то зловещая ухмылка.
— Не спешите, господин губернатор, — сладчайшим голосом промолвил авантюрист, — я упомянул вам об этих двух уголовниках лишь к слову, так, между делом, депутация же наша пришла к вам совсем по другому поводу. Мы принесли с собою текст хартии, с которой я покорнейше прошу вас ознакомиться…
Временный губернатор поднял голову и окинул собеседника недоуменным взглядом. Тот вынул из камзола длинную, тщательно сложенную бумагу. Потом с преувеличенной любезностью передал ее в руки Лапьерьера, и тот тут же принялся ее бегло читать.
Едва поняв суть дела, он тяжело рухнул в кресло. Потом снова перечитал дерзкие требования.
— Но это невозможно! — воскликнул он наконец каким-то сдавленным от волнения голосом. — Уж не приснилось ли мне все это?!
— Разумеется, нет, — возразил Бофор. — Это вам вовсе не приснилось! Колонисты, господин губернатор, считают, что уже довольно настрадались по вине компании. Эта компания вся в долгах, и именно она держит в своих руках монополию на всю торговлю на островах, по своему усмотрению давая в обход всяческих законов льготы тем, кто пользуется постыдными протекциями или имел сомнительную честь им понравиться! Им в высшей степени наплевать, как живут колонисты, которые трудятся в поте лица и благодаря мужеству и рвению которых Мартиника стала такой, какой вы ее сейчас видите! Мы решили, что эти времена прошли! Мы не желаем более иметь ничего общего с компанией, отныне мы свободны от ее тирании!
— Ничего себе идея! — воскликнул Лапьерьер. — Если я правильно понял текст вашей хартии, вы желаете не более не менее как полной независимости от компании! И вы думаете, что она с этим согласится? А как посмотрит на это Регентство? Как отнесется к этому Мазарини? Наконец, что скажет на это господин де Фуке?
— Все это, — возразил Бофор, — нам в высшей степени безразлично. Конечно, губернатор вы всего лишь временный, но все же как-никак губернатор. Вот и воспользуйтесь своими полномочиями, возьмите на себя ответственность. Подпишите эту хартию, а президенту Фуке можете объяснить это как вам заблагорассудится. Если же вы откажетесь скрепить ее своей подписью, то в этом случае, сударь, я как глава депутации колонистов Мартиники уполномочен уведомить вас, что, со своей стороны, снимаю с себя всякую ответственность за последствия вашего решения…
— Это что — угроза? — высокомерно поинтересовался Лапьерьер.
— Понимайте как вам угодно, сударь… Позвольте заверить вас, что я сделал все, что было в моих силах, пытаясь сдержать праведный гнев колонистов. Они достаточно ясно выразили свое недовольство, кстати, подстрекатели, о которых я уже упоминал, поджигали постройки и даже убивали солдат. Страсти накалены до предела! Так что будьте осторожны! Наступит момент, когда я не смогу более сдерживать толпу, которая подступит к вашим дверям со своими справедливыми требованиями.
— Но позвольте! — снова воскликнул Лапьерьер. — Ведь эту вашу хартию подписали всего семнадцать человек!
— Вы совершенно правы, господин губернатор, нас семнадцать, тех, кто составил и подписал эту хартию.
Лапьерьер принялся перечитывать имена:
— Фово, Жан Суае, Луи Фурнье, Ривьер Лебайе, Жан Ларше, Латен, Девен, Эстьен, Леон, Филипп Лазье, Франше, Рифа, Жасбюрьянд, Сент-Этьен, Ламарш, Пьер Фурдрен и Арнуль! С вами получается восемнадцать! Смотрите-ка, у Филиппа Лазье, который, если верить вашим словам, уже одной ногой стоит в могиле, хватило сил взять в руки перо и тоже поставить свою подпись! Видать, не так уж плохи дела у этих несчастных жертв, растерзанных злодеями Лефором и Байарделем!
— Господин губернатор, позволительно ли мне будет заметить вам, что не слишком-то милосердно с вашей стороны глумиться над состоянием человека, который ради блага своих соотечественников собрал последние силы, дабы подписать хартию, плодами которой самому ему, скорее всего, уже не суждено будет воспользоваться!
— В сущности, — снова заметил Лапьерьер, — я хотел только обратить ваше внимание на тот факт, что под этой хартией стоит лишь семнадцать подписей, а всего колонистов на острове у нас наберется несколько тысяч!