Марина и цыган
Шрифт:
Меня уже стала раздражать эта глупая комедия и я, посмотрев в упор на Зинку, бросила ей в лицо:
Истаскали тебя, измызгали –
Хоть возьми да брось!
Эти строчки ввергли мою соперницу в состояние шока: глаза её стали круглыми, как у совы, в то время как нижняя челюсть отвисла. Вадим же, словно испугавшись за меня, шагнул вперёд. Тогда, резко повернувшись к нему, я с ходу рубанула:
Что ты смотришь синими брызгами?
Или в морду хошь?
После
– Я тебе за него сейчас морду расцарапаю!
Оглянувшись, я успела отпрыгнуть в сторону. Однако подружку Синеглазого это не остановило и, растопырив руки, она двинулась на меня как танк. Постепенно от резких телодвижений её лицо приобрело цвет варёного рака. Вместе с тем она понимала, что зашла слишком далеко и не желала сдаваться. В конце концов, мне надоело бегать от неё по двору и я, улучив момент, ухватилась за ветку ясеня и взобралась на дерево. Но и после этого Зинка не успокоилась. Царапая ствол ногтями, она попыталась было добраться до меня, однако у неё ничего не вышло. Деревенские же оторопело наблюдали за этой безобразной сценой. Первым пришёл в себя Димка.
– Уйми её! – сказал он, обращаясь к Вадиму.
Тот нерешительно сделал было шаг по направлению к Зинке, но она закричала:
– Не трогайте меня! Я ей всё равно рано или поздно морду расцарапаю!
– Попробуй! – сказала я, спрыгнув с дерева.
Зинка тут же набросилась на меня. Но едва она потянулась к моим волосам, как я заломила ей правую руку за спину и слегка поддала сзади под коленки. Громко ойкнув, моя соперница шлёпнулась прямо в пыль.
– Ещё есть ко мне вопросы? – поинтересовалась я.
Но Зинка, разевая рот, как рыба, молча глотала воздух.
Дядька всё ещё лежал на диване и перелистывал мой томик Лермонтова. Едва я вошла в комнату, как он, бросив на меня быстрый взгляд, начал читать вслух:
Ей нравиться долго нельзя:
Как цепь ей несносна привычка.
Она ускользнёт, как змея,
Вспорхнёт и умчится, как птичка!
– Хоть ты меня не трогай! Достали вы меня своими стихами! – в сердцах воскликнула я и, скрывшись в спальне, бросилась прямо в одежде на кровать.
В это время ко мне заглянул удивлённый Женька:
– Марина, что случилось?
Однако я молча смотрела в потолок сухими глазами. Постояв немного возле меня, дядька сказал:
– Ну, ладно, вечером поговорим. А то я на работу опаздываю.
Оставшись одна, я ещё немного полежала. Затем встала, походила по залу и, наконец, усевшись на диван, открыла всё ту же злополучную книгу. Внезапно мой взгляд задержался на монологе баронессы Штраль из драмы «Маскарад»:
Что нынче женщина? Создание без воли,
Игрушка для страстей и прихотей других!
Имея свет судьёй и без защиты в свете,
Она должна таить весь пламень чувств своих
Иль удушить их в полном цвете.
В груди её порой бушует страсть,
Боязнь, рассудок мысли гонит;
И, если как-нибудь забывши света власть,
Она покров с неё уронит,
Предастся чувствам всем душой –
«Что нынче женщина?» - шептала я вновь и вновь, находя в этом какое-то горькое удовлетворение. Постепенно успокоившись, я решила немного прогуляться, чтобы окончательно ликвидировать плохое настроение. Поэтому, желая избежать нежелательных встреч, пошла через околицу и вскоре добралась до леса. Там, отыскав любимую полянку, включила магнитофон и легла на траву. Вверху между деревьями виднелся клочок голубого неба, по которому скользили белые пёрышки облаков. А из магнитофона доносился хрипловатый голос Высоцкого:
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так…
Если сразу не разберёшь:
Плох он или хорош,
Друга в горы тяни, рискни –
Не бросай одного его,
Пусть он в связке с тобой одной
Там поймёшь, кто такой.
В этот момент на нижнюю ветку соседнего дерева уселась какая-то птичка и принялась чистить клювом перья. Вслед за ней прилетела ещё одна. Посидев немного, они повернулись друг к другу и защебетали в такт о чём-то своём.
– Вот, даже маленькая птичка – и та имеет друга! – с обидой в голосе воскликнула я, словно жалуясь кому-то. – А вокруг меня одни только воздыхатели. Но как бы я хотела иметь настоящего друга!
После этих слов я поднялась с травы и побрела домой.
Бабушка с матерью ещё не вернулась из Чижово и я решила, на всякий случай, подготовиться к предстоящему маскараду. В связи с чем, под влиянием мрачных мыслей, придумала себе костюм Бабы-Яги. Отыскав в шифоньере бабушкину тёмную сборчатую юбку и шаль, я уложила эти вещи в сумку вместе с Любиной косой, не забыв также о карнавальном носе с резинкой. Прежде, чем упаковать его, я немного подержала нос в руках, вспоминая нашу с Сергеем удачную поездку в город. Внезапно мне захотелось поговорить с ним по душам.
Натянув на себя короткое оранжевое платье, я, как обычно, хотела погладить и зелёную юбку, но вдруг обнаружила, что не работает утюг. Решив обратиться за помощью к соседям, я не стала переодеваться и отправилась к ним прямо с юбкой в руках. Тем временем у Алёнки с Димкой полным ходом шла подготовка к маскараду. Мой сосед мастерил из картона длинный нос для костюма Буратино, а его сестра красила синькой в тазу материн шиньон для Мальвины. При виде меня картонный нос выпал из Димкиных рук, а из бутылки на пол, вдобавок, пролилось немного клея.
– Это ты, Марина? Проходи! – подняв голову, как ни в чём не бывало, прощебетала Алёнка.
– У меня утюг сгорел. Можно погладить у вас юбку? – попросила я.
– Конечно! – воскликнула Димкина сестра. – Вон гладильная доска!
Затем, повернувшись к брату, она прошипела:
– Ну, что ты стоишь, как истукан? Подотри пол!
Только после этого парень, наконец, оторвал взгляд от моих ног и пошёл на кухню за тряпкой. Пока я гладила юбку, Алёнка сообщила мне, что они с братом не просто решили сделать костюмы главных героев сказки «Золотой ключик», но и ещё придумали поменяться ролями. Димка будет Мальвиной, а она – Буратино. Тем временем вернулся её брат. Однако, подтирая пол, он продолжал коситься в мою сторону.