Марионетка. Отрежь меня!
Шрифт:
Влажные горячие губы накрывают мои жестким требовательным поцелуем… ОН мусолит и посасывает их, издавая дикие звуки наслаждения… Скользит вниз по шее… Разрывает платье, обнажая грудь… Затягивает в рот поочередно соски, из которых сразу течет молоко. ОН слизывает жидкость, попутно освобождая свою возбужденную плоть.
— Нет… не надо… — умоляю. Голова плывет в безумном вальсе. Сознание медленно ускользает.
— Люблю тебя… — шепчет в
— Нет! — наконец, вырываюсь из оков кошмара. Резко сажусь, хватая воздух ртом. Прикасаюсь к интимному месту, ощущая жгучую боль в низу живота и идущую влагу… Откидываю одеяло. Вижу, как ладонь, трусики и простыня окрашиваются кровью…
— Самир!!!
35.2.Самир
— Мне очень жаль… — печально вздыхает Тамара Игоревна. — Сделала все возможное… но…
«Его… больше нет…» — эти слова больно ударили, а в груди заныло, словно кусок плоти оторвали, оставив зияющую дыру. Я не просто хотел этого ребенка, мечтал о нем, представлял — какого он пола, на кого будет похож… Уже любил и ждал встречи. Как только мог думать когда-то, что заберет у меня Снежану, лишусь внимания и ласки… Стыдно за подобные мысли. И чувство вины теперь гложет… как будто малыш не желанным был…
«Почему ты покинул нас?» — не понимаю. Ничего не предвещало беды. Моя девочка столько всего выдержала… а тут… легла спать и…
— Самир, — врач прикоснулась к моему плечу, привлекая внимание к себе, — это еще не приговор.
— Вы сами говорили: в девяносто процентов случаев аборты и выкидыши для женщин с отрицательным резусом заканчиваются осложнениями, необратимыми последствиями, вплоть до бесплодия. В особенности, это касается первой беременности.
— Десять процентов остались, — отвечает. Намекает, что все не так плохо?
— Ничтожный шанс… — обреченно вздыхаю. Лишь бы Снег не впала в депрессию, а то одна проблема неизбежно перетечет в другую.
— Да, это немного, но не стоит отчаиваться, — поясняет. — Только беременность нужно планировать, подготовить организм перед зачатием, пройти необходимое лечение.
— О чем вы? — смотрю на нее. К чему она клонит?
— Я предлагаю вам попробовать через три-четыре месяца, как только Снежана полностью восстановится. Она молода и здорова. Должно получиться. Считаю: лучше не затягивать.
— Не знаю… опасаюсь повторений… — конечно, подумаем об этом позже, отказываться от возможности стать родителями не станем.
— В конце концов, есть суррогатное материнство, — выдает очередное предложение.
— Нельзя, — сразу отбрасываю этот вариант. Если искусственное оплодотворение еще допустимо, хотя нам это не поможет, ведь проблема в вынашивании, то суррогатное материнство — ни при каких условиях.
— Религия запрещает? — переспрашивает Тамара Игоревна.
— Да… — как же паршиво ощущать бессилие перед лицом обстоятельств, повлиять на которые не в состоянии. — Я могу остаться
— Ваша жена в реанимации под наблюдением. Сейчас она спит. Завтра можете навестить. Езжайте домой. Отдохните, — заботливо произносит.
— На несколько минут позвольте зайти к ней, — не могу уехать и не увидеть ее.
— Пойдемте, провожу вас, — соглашается она.
Пока шли по больничным коридорам, Тамара Игоревна пыталась убедить меня, что не все потеряно, нужно использовать любые возможности, а главное — верить в успех, у нас обязательно будет ребенок и не один. Подробно описала лечение. Надо отметить: у нее получилось, компетентные доводы вселили надежду — о чем расскажу Снежане, от моей поддержки зависит душевное спокойствие.
Моя девочка… Такая бледная, словно из нее выпили все жизненные соки… И даже во сне лицо отражает пережитый ужас.
— Снег… — прикоснулся к ее щеке. — Досталось тебе… Мы попробуем с тобой… Будут у нас: и сын, и дочь. Обещаю.
Вспоминаю, как вёз сюда… Такого страха не испытывал прежде. Она мучительно стонала от боли, прижимая руки к животу, и все время умоляла спасти нашего ребенка. Доехали быстро, врач ждала нас, но ничего не помогло… Открывшееся кровотечение не оставило шансов…
Наклонился к ней и поцеловал на прощание.
— Люблю тебя, — теплое дыхание коснулось моих губ.
Не хотел возвращаться домой. Что мне там делать? Без нее пусто. Предпочел бы сидеть рядом, держать за руку и ждать пробуждения — быть первым, кого она увидит.
— Самир?! — мама вышла навстречу, как только вернулся. Глаза бегают от беспокойства. — Как Снежана? Что с ребенком?
Нет желания разговаривать и что-либо обсуждать сейчас, но ответить все же нужно.
— Выкидыш, — направляюсь в спальню, произнеся одно слово.
— Сынок… — она плетется следом, голос надрывается от слез.
— Мам, не надо. Ложись спать, завтра трудный день ожидается, — и вроде внешне держусь, на самом деле, внутри все кричит от несправедливости. Душа болит…
Отец еще так не вовремя приезжает… Не до него. Про Саида вообще молчу. Пусть сами, без моего участия, решают все вопросы.
Рухнул на кровать, не раздеваясь. Обнял подушку, хранящую аромат ее волос — медовый с ванильными нотками, и такой родной. Засыпая, думал о ней…
Рано утром уехал. Собрал вещи жены, и, на всякий случай, свои тоже. Вдруг ее переведут из реанимации: попрошу, как в прошлый раз, палату с совместным пребыванием.
Тамара Игоревна распорядилась, чтобы меня беспрепятственно пропустили к жене. Я волновался, когда подошел к нужной двери. В голове подбирал правильные слова. От того, как буду вести себя, зависит многое.
Снег спала. Тихо сопела, подложив руку под щеку. Присел на стул, разглядывая ее лицо — под глазами пролегли синяки. Больше всего переживаю, как она справится с потерей, для женщин это всегда больнее: чувствовать растущую жизнь, а потом резко лишиться — такое не проходит бесследно.