Марий и Сулла. Книга вторая
Шрифт:
Весной он высадился в Эпире с пятью легионами, состоявшими из тридцати тысяч человек, несколькими когортами и небольшим числом конницы.
«О небо Эпира, о солнце, взиравшее на великого Пирра, о радость будущих побед! — думал он, вглядываясь в голубые небеса и испытывая радость странника, попавшего наконец на родину. — Я должен разбить полчища азийиев, присоединить Грецию к Риму, обуздать могучего царя! И я сделаю это, или погибну вдали от. отечества!»
Двигаясь в глубь страны, Сулла узнал, что легат претора Македонии, храбрый проквестор Бруттий Сура, бьет понтийцев.
«Нужно привлечь доблестного вождя на свою сторону», — решил Сулла и послал к нему Лукулла.
Ожидая квестора при въезде в деревушку, он уселся на придорожном
На душе его было светло, как и в природе. Он смотрел на белоруких гречанок в длинных подпоясанных хитонах, обнажавших плечи, на их походку и равнодушно позевывал. Солнце пригревало. Полунагие дети валялись в пыли.
Задумался. Вот он в Эпире — без денег, без кораблей, без провианта! Как содержать войско? Чем платить ему жалованье?
К вечеру возвратилась разведка — впереди мчался румянощекий Лукулл.
Увидев Суллу, он, не доезжая, спешился и, ведя лошадь под уздцы, направился к нему.
— Бруттий Сура признал твое главенство, консул! — сказал он. — Что прикажешь?
— Построить легионы — и в путь!
Полководец шел вдоль высоколесистого Пинда к его южным отрогам; отсюда он намеревался беспокоить понтийские полчища быстрыми налетами, разместив войска частью в Этолии, частью в Фессалии. Однако предположения его не оправдались. Неприятельские войска отходили к юго-востоку.
Запасшись продовольствием и деньгами, он приказал легионам, находившимся у Фарсалы, двинуться к Фермопилам, а сам выступил из Амфисы и, обогнув Парнас, вторгся в Бэотию и занял Фивы.
Города сдавались ему без боя, из Фессалии прибывали день и ночь посольства с изъявлением покорности, с дарами. Сулла требовал денег, новобранцев и съестных припасов для легионов.
Разбив понтийцев у Тильфосской горы, Сулла обратил их в бегство.
Вскоре пришли известия, что Архелай заперся в Пи-рее, а Аристион — в Афинах, решив держаться до прибытия великой армии из Фракии и Македонии.
Сулла понял, что он должен взять Пирей и Афины как можно скорее, иначе его ждет гибель, и, собрав военачальников, объявил о выступлении.
— В Аттику! — приказал он. — В Пирей и Афины!А тебе, Люций, — обратился он к Лукуллу, — отправиться в Пелопоннес и держать страну в повиновении и порядке. Присылать частые донесения, чтобы я знал о положении твоих войск. Помните, коллеги, что война лишьначинается.
Приказав одному военачальнику занять Фессалию вплоть до Македонии, другому — расположиться возле Халкиды, чтобы преградить путь войскам Неоптолема, находившимся на Эвбее, Сулла разбил лагерь между Мегарой и Элевзином.
— Отсюда я буду господствовать над Грецией и Пелопоннесом, — сказал он Лукуллу, — и руководить осадой Афин и Пирея.
XVIII
Легионы подходили к Пирею.
Моросил дождик. Почва стала скользкой — люди, ругаясь, оступались и падали.
Сулла приказал воинам готовиться к приступу.
Заиграли трубы. Легионарии, обнажив мечи, двинулись, прикрываясь щитами. Шедшие позади них лучники осыпали стены стрелами — в воздухе слышался певучий Звук их полета. А в это время воины поспешно засыпали рвы землей и хворостом, разрушали насыпи, подставляли лестницы и лезли на стены. Иные пытались взломать ворота. Сверху падали глыбы гранита. Люди валились, деревянные лестницы ломались, увлекая за собой десятки воинов, а когда полились кипяток, горящая смола и полетели факелы, пылающие головни, — войско отступило.
Сидя на коне, Сулла думал, что делать. Бросить войска еще раз на приступ? Или обложить город?
Созвав военачальников, он сказал:
— Я видел вашу храбрость и уверен в непобедимости римских легионов. Приказываю готовиться к осаде.
— Хвала мудрой Афине, подсказавшей тебе эту мысль! — сказал примипил. — За это время воины отдохнут, хорошо приготовятся к боям… Тогда легче будет взять Пирей.
— С одной стороны — так,
Все молчали.
— Но иного выхода нет, — продолжал полководец, — приказываю поэтому сооружать осадный вал, строить рядом с ним десятиярусные передвижные башни на катках на верхних ярусах поместить баллисты и катапульты и устроить подъемные мосты, в нижних ярусах поставить тараны. Помните, что высота стен Пирея равняется сорока, [6] а толщина — одиннадцати [7] локтям.
На другой день он обратился с речью к легионам:
6
18 метров.
7
5 метров.
— Воины, братья и друзья, я привел вас в Грецию, которую мы должны завоевать, и если вы будете храбро сражаться, мы разобьем понтийского царя и прогоним в его царство. Я обещаю вам самую богатую добычу, красивых гречанок, а по возвращении на родину — большие участки, земледельческие орудия, рабов и вечную собственность, царские подарки…
Ему не дали договорить. Громкие крики вырвались из тысячи глоток:
— Vivat imperator, vivat! [8]
8
Да здравствует полководец властелин, да здравствует!
Суллу окружили: ему целовали руки, бросались перед ним на колени, восхваляли, превозносили:
— Отец родной! Благодетель!
А он благодарил легионариев за преданность и думал:
«С ними я добьюсь могущества и славы! Я сломлю Митридата, отниму у него Азию, а тогда… Рим, Рим!»
Вечером, при свете смоляного факела, он писал эпистолу по-гречески:
«Люций Корнелий Сулла, император — Люцию Лицинию Лукуллу, проквестору.
Волею Фортуны и бессмертных я провозглашен войсками императором. Знаю, дорогой мой, что ты порадуешься за меня и поздравишь от чистого сердца. Пусть и тебе покровительствуют боги так же, как и мне. Сообщи, есть ли у тебя золото, чтобы обратить его в монету? Легионам нужно платить жалованье. Поэтому чекань aurie [9] и динарии следующего образца: с одной стороны надпись: L. SULLA, справа — голова Венеры в диадеме, а прямо — стоящий купидон с пальмовой ветвью в руке, а с другой, между двумя венками, тоже надпись, с упоминанием, что я — император. А я приму меры, чтобы добыть сокровища и послать тебе на монетный двор.
Как живешь, дорогой Люций, и нашел ли наконец подругу себе по сердцу? Если нашел, прекрасна ли телом и душою? У гречанок эти оба качества сопричастны — не так, конечно, как у наших римлянок, которые бездушны, а потому лишены мягкого обаяния, кротости и природной нежности. Несколько дней назад Хризогон привел в мой шатер двенадцатилетнюю девушку. Она оказалась стыдливой и неподатливой, но я сумел расшевелить ее, как Зевс — Леду. Ты спросишь ее имя? Не знаю. Она не говорит. Я назвал ее Миртион, потому что люблю это имя.
Не забудь написать подробно о военных делах, об отношении населения к римлянам, о соглядатаях, которых ты, наверно, вешаешь сотнями, а также о состоянии легионариев. Не будь так суров с ними, как ты привык! Напомни им, что, когда кончится война, они получат земли и рабов. Прощай».
9
Золотые.