Марш обреченных
Шрифт:
Ну что ж, наступило время игры ва-банк. Похоже, у нас есть реальный шанс получить с этой игры свои дивиденды.
В наш тихий гномовский клуб я возвращаюсь радостным и окрыленным.
– Что случилось? – дивясь моему настроению, интересуется капитан Бирюков. – Банников сделал тебя своим исповедником?
– Что-то в этом роде, – ухмыляюсь я. – Хотя, мсье Арамис, исповеди – это по вашей части.
– И нечего тут обзываться, – деланно обижается Слава, – ты по делу говори.
– Ладно, не дуйся. В общем, слушай внимательно. Банников во
– Не понял?
– Что тут непонятного? Банников, если посмотреть его нелегкий боевой путь, типичный выскочка. Серьезных дел у него практически не было, и вся то его заслуга в том, что он вовремя оказался в нужном месте и директивы сверху понимал с полуслова. Мужик он въедливый – это да, но для того, чтобы в неполный полтинник быть генерал-лейтенантом в Комбинате подобного достоинства маловато. Поэтому, сидит он на своем высоко поставленном кресле на столько как профи экстра-класса, сколько как человек Президента. После того, как волей случая он от Бумазеева перекинулся к Номеру Первому, вся его карьера завязана только на него. Как ты думаешь, коллеги Тимофея Прокофьевича, на глазах у которых этот приезжий подполковник меньше чем за десять лет в генералы и замы выбился, сильно его жалуют?
– Думаю, не очень.
– Скорее всего. Значит, если в результате всех игр группы Мюррея, Президент слетает с грохотом и треском, то не успеем мы с тобой оглянуться, как их превосходительство у метро пирожками торговать будет, а то и ещё чего похуже. Смекаешь, к чему я речь веду?
– Пока не совсем. Если Банников – попка, то кто тогда всем этим кордебалетом дирижирует?
– Еще один наш знакомый. Генерал-майор Баландин. В отличии от вышеупомянутого свитского генерала, – этот из боевых. Вот он-то и играет в полный рост. Теперь ясно?
– Вполне. Если предположить самое худшее, что Президент тоже в игре, то получаем следующий расклад: на данный момент – он фигура сыгранная и для следующего хода его отдадут, не задумываясь. В таком случае, пешки вроде Банникова слетают сами собой. По-твоему он это понимает?
– Понимает или спинным мозгом чует – без разницы. Но то, что чувствует – это точно, – подтверждаю я.
– Если же, что более вероятно, короля делает свита и Президента играют в темную, тогда его дело почти так же фатально, как и в первом случае, но тут появляется один смешной нюанс. Тому, у кого глаза закрыты, всегда их можно открыть, в отличии от тех, кто и так все видит. Глупо, конечно. Что-то вроде сказки о добром царе, которого суки-бояре держат в неведении о чаяниях народных, но в сказочке этой для нас есть определенный смысл.
– Давай, Слава, давай! Шевели мозгами. Это у тебя хорошо получается!
– Не перебивай. Если, скажем, подкинуть Банникову информацию по делу Мухамедшина, то есть, конечно, не всю, а только ту часть, которая касается танков, и продемонстрировать ему, что это не просто контрабанда оружия, а глобальная провокация против Президента и, естественно его самого, то первое, что он сделает – бросится спасать свое место под солнцем. Логично?
– Вполне. Если, конечно, Банников сам не в курсе этих дел, – провоцирую я Славу.
– Гарантии,
– Думаю, да. Хотя, если возможно, этот вопрос следует уточнить.
– Хорошо. Как ты предлагаешь действовать?
– Мы с Валерой едем в командировку… – буднично сообщаю я.
– С Валерой?
– Да. Я уже договорился насчет его кандидатуры.
– Лихо!
– Не знаю уж насколько лихо, но мне, пожалуй, будет спокойней. Так вот, мы едем, устраиваем тарарам, выстраиваем все таким образом, будто вся акция была задумана с единственной целью: его, дорогого нашего и трижды ненаглядного генерала Банникова, подсидеть, и через него гоним материал наверх. Ну что, складно?
– Складно. Отчего ж не порадовать хорошего человека. Так, поди ж, мучается – подсиживают или не подсиживают? А тут будет спать спокойно, причин для беспокойства нет – подсиживают. Браво, бис! Один только вопрос, как ты все это реально собираешься провернуть? – в его голосе я явственно чувствую нешуточное беспокойство.
– Честно? Пока не знаю. Как любили говорить в Советской Армии – действуем по обстановке.
– Понятно, – скептически произносит капитан Бирюков. – Дело ясное, что дело темное. Ладно, давай подобьем, что нам по поводу поездки известно. Время выезда?
– Суббота. Банников говорил – пятница, но его зам утверждает, что суббота, ибо по пятницам данный рейс не летает.
– Очень хорошо. Значит, мы знаем, что летим самолетом и как минимум одну особую примету нужного нам рейса. Сейчас попробуем уточнить.
Слава поворачивается к компьютеру и берется за мышь. После недолгих манипуляций, на дисплее появляется расписание полетов московских аэропортов.
– Так, – сам себе говорит Бирюков. – Для простоты предположим, что вы летите из Москвы. То есть, теоретически возможно вас отправить, скажем, из Владивостока, так сказать для пущей конспирации, но вопрос, зачем? Итак, полет за бугор…
Слава вводит новое условие и таблица вылетов становится значительно меньше.
– По пятницам не летает…
Список вновь уменьшается, но он по-прежнему занимает довольно много места.
– Больше твои генералы никаких наводок не давали?
– Вроде нет. Спрашивали владение языками.
– И как?
– Английский, и особенно французский, их вполне устроили.
– Устроили, – мой друг на какое-то время задумывается, глядя на монитор. – Нет, это не пойдет. Языки международного общения. Ладно, попробуем так…
Он вновь погружается в раздумья, шаг за шагом анализируя полученную таблицу.
– Я думаю, – наконец прерывает молчание Слава, – это рейс 273 «Москва-Ницца», компании «Аэрофлот». Вылетает в субботу в девять двадцать.
– Почему именно так?
– Почему? – пристально глядя мне в глаза, интересуется Бирюков. – Потому что Ницца – это недалеко от Марселя. А в Марселе, как ты, очевидно помнишь, ошивается доверенный человек генерала Баландина – экс-полковник бывшего КГБ Анатолий Яковлев. Как ты думаешь, что он там делает?