Мартин-Плейс
Шрифт:
— Я что-нибудь устрою, если пойду, — сказал Дент поспешно. — А те два фунта, которые я хотел отдать тебе сегодня, я их в понедельник тебе отдам.
— Ладно, Гарри, можешь не беспокоиться, — небрежно отмахнулся Слоун. — Если тебе сегодня нужна парочка-другая шиллингов, скажи, не стесняйся. Хозяин мне верит, да и эта десятка его не разорит.
— Ну, я лучше подожду, пока не расплачусь, — сказал Дент, рассмеявшись. Он начал разбирать бумаги у себя на столе. Нашел, с кем вместе заключать пари, дурак, — со Слоуном! И надо же было задолжать
В умывальной он критически осмотрел себя в зеркале. Черт! За последнее время он от всего этого как будто похудел. Надо бы взять себя в руки, а не то они что-нибудь учуют. Если ответственность ему не по силам, они скоро подыщут кого-нибудь другого. Вот, например, О’Рурк. Последнее время его явно взяли на заметку. Конечно, еще молод для большого повышения, но ничего не скажешь — восходящая звезда. Странно, как у некоторых это само собой получается, а другим приходится из кожи вон лезть.
Арти галопом промчался вверх по лестнице и ворвался в квартиру.
— Привет, привет, привет! — завопил он и кинулся в кухню, где Пегги готовила салат. Он ласково хлопнул ее пониже спины. — А как Морданька? Спит? Или ей уже пора питаться?
— Она спит, Арти. И, пожалуйста, не называй ее Морданькой, маме это не нравится и мне тоже. Ее зовут Марша.
— Ну, ладно, ладно! — перебил он раздраженно, — Если мамаше это не нравится, то и говорить не о чем.
— Ты всегда говоришь гадости про маму. С тех пор как родилась Марша, она мне очень много помогает. И ты это знаешь не хуже меня.
— Еще бы не знать, крошка! Мне об этом уже целый год твердят каждый день.
— Ну, так перестань говорить про нее гадости. Мне и без того хватает из-за чего волноваться, верно?
Он прислонился к стене.
— О чем ты? Я не понимаю.
— Нет, понимаешь! — Ее голос перешел в визг. — Я о том, что ты заделался букмекером в отеле. Вот я о чем.
Арти завел глаза к потолку и застонал.
— Крошка, сколько раз тебе повторять, что я не букмекер? Я только собираю ставки за комиссионные. И эти деньги в хозяйстве не лишние. Разве нет?
— Пока полиция тебя не изловила.
— Ну и изловит. Мне-то что? Штрафы платит Биссет.
Он придумал этого Биссета и так привык на него полагаться, что сам почти в него уверовал.
— Но ведь если это попадет в газеты, тебя уволят, Арти!
Он был тронут ее тревогой и сказал:
— Да брось, крошка! Такие пустяки в газетах не печатают.
— Ну, а вдруг, Арти! — не сдавалась Пегги. — Ты же не на фабрике работаешь и не улицы подметаешь. «Национальное страхование» — солидное учреждение.
Этого он уже выдержать не мог.
— До чего мы стали гордые! — сказал он насмешливо. — Я всю неделю работаю. Так? Я тебе отдаю деньги каждую пятницу. Так? Я продал проклятую машину, когда ты потребовала. Так? А теперь я еще должен ходить по струнке — видите ли, я работаю в «Национальном страховании». Еще немного — и ты на меня цилиндр напялишь.
Пегги вдруг обернулась и крепко обняла его за шею.
— Это неправда, Арти. Я только беспокоюсь, вот и все. Ведь мама же говорит правду: у тебя нет никакой специальности. Где ты найдешь место лучше теперешнего?
Над ее плечом Слоун ухмыльнулся своей тайне: сотня фунтов в банке и пост в нижней уборной «Южного Креста» — первые ступеньки на пути к тому, чего «Национальное страхование» никогда ему не даст.
— Да забудь ты, что говорит мама. Ты ведь не за мамой замужем, — сказал он с ласковой настойчивостью. — Ты замужем за везучим Артом Слоуном. Разве ты не помнишь?
Пегги посмотрела на него, стараясь понять, стараясь найти в его лице какое-нибудь объяснение. Она сказала:
— Помнишь, как я приходила к тебе на службу недели три назад, Арти? Я тогда подумала, что мне было бы страшно работать в таком месте. А у тебя такого чувства не бывает?
Он не высмеял ее. Вместо этого он сказал медленно, с глубоким убеждением:
— Им меня не испугать, крошка. Они рады нагнать на человека страху, если им позволить. Но я им не по зубам. Вся эта лавочка — один фасон, и ничего больше. Они все там спят и видят тот день, когда получат кабинет с фамилией на дверях. Один старик от таких мыслей даже свихнулся. И все они дрожат, что вдруг останутся без кабинета. Ну, а я знаю, что никакого кабинета не получу, и поэтому ничего не боюсь. Понимаешь?
— Но ведь прибавку тебе дадут, правда, Арти?
— Конечно. — Он погладил ее по плечу: это лучше всяких слов рассеивало ее страхи. — Я должен получить прибавку после рождества.
Пегги обрадовалась.
— Это очень хорошо, Арти. Мне все равно, если тебя не назначат на важную должность. И вообще… Но лишние деньги нам очень помогут.
Он смотрел на жалкую кухоньку: грязные стены, облупившаяся ванна и стертый линолеум. Помогут чему? Нет, выбраться из этой дыры прибавка ему не поможет. Она не поможет ему стоять на своих ногах, думать своей головой и ходить без костылей. Раньше Пегги это понимала, но забыла. А сейчас он не может объяснить ей это еще раз. Он не может сказать, что ему нужно, до тех пор, пока не добьется того, что ему нужно. Но уж тогда он скажет об этом, да так, что услышит весь мир!
43
Дэнни свернул на широкую, обсаженную деревьями улицу, где дома стояли среди газонов и садов. Дома поменьше заимствовали одно-два павлиньих перышка — например, цветные жалюзи и свежую краску — от соседних, более изысканных особняков, и в одном из них жила Пола. Этот дом отличался вызывающей небрежностью. Лишь наполовину подстриженный газон, чахлые цветочные стебли, торчащие над клумбами сорняков, и пятна свежей краски на нескольких окнах — все это свидетельствовало о непочтительном пренебрежении к воинствующей аккуратности остальной улицы.