Мартовскіе дни 1917 года
Шрифт:
Трудно предположить, что со стороны Милюкова проявилась только "фатальная безтактность", скоре надо здсь, как и в фатальной рчи 2-го, видть надуманный политическій маневр, плохо разсчитанный, без учета настроеній и того резонанса, который может дать выпущенный пробный шар для оправданія вншней политики революціоннаго министра ин. д. Совтская демократія, дйствительно, взволновалась и не только "правдисты"[393]. "Циммервальдскій блок", т. е. "лвые" Исп. Ком. потребовали от Совта организаціи широкой кампаніи в пользу мира — "мобилизовать, под лозунгом мира, пролетаріат и гарнизон столицы", так как "сложившаяся конъюнктура угрожает революціи величайшей опасностью, увлекая ее в войну без конца". "Правые" ршительно возражали, считая опасным для фронта "борьбу за мир внутри революціонной Россіи". Начались долгія, бурныя пренія. Протоколов засданій Исп. Ком. (врне лишь "черновых" набросков) за эти дни мы не имем — приходится полагаться на тенденціозную временами память Суханова. Значительное большинство высказалось за компромиссное предложеніе Церетелли (впервые присутствовавшаго на засданіи), через Контактную Комиссію потребовать от Правительства "офиціальнаго заявленія" об отказ от завоеваній.
Представители соціалистических партій в Совт, — пишет Милюков в своей "Исторіи", — требовали от Правительства немедленнаго публичнаго заявленія о цлях войны, в соотвтствіи c формулой: "мир без анексій и контрибуцій". Тщетно П. Н. Милюков убеждал их, что самая основа их разсчета — возможность, сговориться с соціалистами всх стран на почв циммервальдской формулы, —
Поистин изумительное поясненіе дает дальше Милюков: "Естественно" представители Совта не удовлетворились "двусмысленными и уклончивыми" выраженіями правительственнаго акта. Тогда Некрасов — это было уже на слдующій день — указал им, что для них выгодне истолковать уклончивыя выраженія акта в своем смысл, как уступку Правительства, и на этом основаніи поддержать "заявленіе". Эта тактика и была принята соціалистической печатью. П. Н. Милюков заране выговорил себ право, в случа, если заключенный компромисс будет толковаться односторонне, толковать его в своем смысл и раскрывать неопредленныя выраженія в направленіи прежней своей политики, "согласной с политикой союзников и с національными интересами Россіи"...
Подобно тому, как в знаменательную ночь, с 1-го на 2-ое, соглашавшіеся предпочли форму умолчанія, как начало примиряющее, так и теперь формально предпочли "уклончивыя выраженія", которыя каждая из договаривающихся сторон будет толковать в "своем смысл". Милюков в "Исторіи", однако, забыл добавить, что под вліяніем критики совтских представителей в правительственный документ были введены такія, напр., уточненія, как отказ от "насильственнаго захвата чужих территорій", чм в корн измнялась "прежняя министерская программа[396], и что дало повод "Русским Вдомостям" замтить, что в правительственной деклараціи 28-го нт и намека "на "имперіализм". По существу в правительственном акт ничего уклончиваго не было, уклончивость была только во взаимных обязательствах и во введеніи в нкоторый обман союзнических дипломатов, так как документ, странным образом, предназначался только для внутренняго употребленія. В эти дни, конечно, это стояло на первом план. Однако, гутаперчивая политика неизбжно должна была привести к острому конфликту, что и произошло через мсяц и завершилось запоздалым уходом лидера "цензовой общественности" из состава революціоннаго правительства. Межсоюзническая дипломатія вовсе не была склонна, считаться с "домашними затрудненіями" Россіи и разсматривать декларацію 28-го марта, как документ, не предназначенный для "экспорта". Кон. Набоков доносил в Петербург (4 апрля), что в Лондон правительственное заявленіе разсматривают, как отказ Россіи от "права на Константинополь и иныя территоріальныя пріобртенія", выговоренный предшествующими соглашеніями. Набоков настаивал на необходимости офиціально "разъяснить", что принцип "мира без анексій" принимается революціонной Россіей "не безусловно", а постольку, поскольку он не противорчит "жизненным интересам" страны. Милюков, считавшій только свою позицію в международных вопросах реалистической, а вс остальные разговоры о войн "младенческими бреднями", как откровенно выразился он посл своего ухода из правительства на казачьем създ 9-го іюля, поспшил истолковать в "своем смысл" мартовскую декларацію в той "разъяснительной" нот 18-го апрля, которая и положила начало правительственнаго кризиса, ибо она была сдлана наперекор явно выраженным пожеланіям со стороны демократіи.
На другой день посл опубликованія правительственной деклараціи собралось "всероссійское" Совщаніе представителей Совтов. На очереди в порядк дня первым был поставлен злободневный вопрос об отношеніи к войн. Докладчиком выступил Церетелли, привтствовавшій ршеніе "отвтственнаго представительства буржуазіи" — Временнаго Правительства — "торжественно возвстить во имя "единенія сил" о разрыв своей вншней политики с господствовавшей до переворота "имперіалистической", "узко-классовой" точкой зрнія. Это заявленіе есть "огромная побда всей демократіи". Поворотный момент вншней политики, по представленію докладчика, является "поворотным моментом не только для одной Россіи" — это "факел, брошенный в Европу", и т "идеалы, которые в настоящее время там еле морцали", "засвтятся так же ярко, как засвтились и озарили они всю нашу внутреннюю политику". Заявленіе Правительства не дало еще полнаго удовлетворенія того, что желает демократія. Необходимо, чтобы Врем. Прав. вступило в переговоры с союзными правительствами для выработки общей платформы на основаніи отказа от анексій и контрибуцій.
Вроятно, оратор искренно врил в свою "утопію". В сложившейся коньюнктур важна была не декларативная формулировка будущих международных отношеній, а опредленіе той реалистической позиціи, которую "революціонный народ" должен занять в отношеніи войны, шедшей на его собственной территоріи. "Революціонный народ
Россіи, — говорилось в проект резолюціи Исп. Ком., прочитанной Церетелли, — будет продолжать свои усилія для приближенія мира на началах братства и равенства свободных народов. Офиціальный отказ всх правительств от завоевательных программ — могучее средство для прекращенія войны на таких условіях. Пока эти условія не осуществлены, пока продолжается война, россійская демократія признает, что крушеніе арміи, ослабленіе ея устойчивости, крпости и способности к активным операціям были бы величайшим ударом для дла свободы и для жизненных интересов страны. В цлях самой энергичной защиты революціонной Россіи от всяких посягательств на нее извн, в видах самаго ршительнаго отпора всм попыткам помшать дальнйшим успхам революціи, Совщаніе Совтов Р. и С. Д. призывает демократію Россіи мобилизовать вс живыя силы страны во всх отраслях народной жизни для укрпленія фронта и тыла. Этого повелительно требует переживаемый Россіей момент, это необходимо для успха великой революціи".
Офиціальной деклараціи Исп. Ком. большевицкая фракція противопоставила свою, придав ей отвлеченную формулировку: "Есть один способ создать тот мир, к которому стремится вся вселенная", — говорит от имени большевиков Каменев: "этот способ — превратить
В развернувшихся преніях голоса представителей арміи (напомним, что на Совщаніи были представлены 6 армій и 40 отдльных воинских частей) прозвучали довольно однотонно. Вовсе не представлял исключенія солдат Новицкій, выступившій от имени Особой арміи и предложившій, как крикнули ему с мста, "кадетскую резолюцію". Отмчая довріе к Правительству, созданному революціей, Новицкій говорил о нкоторой неясности обсуждаемой резолюціи: ..."Я хочу мира, душа жаждет мира, но не позорнаго мира... Мы тогда только можем спокойно вернуться с поля сраженія, когда мир будет подписан не позорный ("пока вс нмцы не признают, что надо заключить мир именно на правах равенства, братства и свободы"), и вот я призываю от имени Особой арміи стать всм на работу и дать помощь арміи, чтобы она могла выйти из этой войны с побдой". Не странно ли, — говорил представитель 12-ой арміи с. д. меньшевик Ромм, — что "вопрос о немедленном заключеніи мира поднимается только со стороны тыла, и ни один солдат с фронта, который в тяжелых условіях 33 мсяца воюет, ни один из них не говорил о немедленном заключеніи мира". Ромм удовлетворялся объединяющей "всх" резолюціей Церетелли и хотл бы только внести поправку, в том смысл, что "под обороной страны подразумвается не только сидніе в окопах, но, если того потребуют обстоятельства, — "наступленіе". И другіе представители фронта настаивали на том, что в резолюціи надо не столько подчеркивать "защиту", сколько сдлать удареніе на "борьб". Резолюція бердичевскаго гарнизона призывала не "чуждаться исторических задач нашей родины" и стать "дружно на защиту свободной родной земли и ея историческаго права". Прочитавшій резолюцію с. р. Усов, поздне, при обсужденіи отношенія к Правительству, от себя мотивировал так: "Моя личная точка, зрнія такова: я прежде всего отношусь к Врем. Правит, не только с точки зрнія революціи и ея достиженій, но и с точки зрнія обороны страны. "Отечество в опасности". Это не фраза, это крик, может быть, больной души и отчаянія. Я нахожусь близко к дйствующей арміи, и пока я хал сюда, то видл дезертиров на крышах и подножках — это была общая картина... Половина дезертиров, направлявшихся в Петроград, это — т, которые потеряли дисциплину... Нужно создать правительство, которое пользовалось бы довріем всх классов населенія... Нужно правительство, которое будет авторитетно и обезпечит защиту страны, иначе через 2-3 мсяца страна сметет достиженія революціи... Меня больше всего возмущает то, что здсь слишком мало говорится об оборон страны и слишком много об узкопартійных интересах"...
Собраніем, подавляющим большинством голосов, была принята поправка Ромма и в резолюцію Церетелли были введены слова о "способности" арміи к "активным операціям"[398]. Компромиссная, в сущности, резолюція Совщанія была, конечно, далека от того пафоса, который нужен был арміи и который один только мог подвинуть ее на подвиг.
Какая-то струна лопнула в эти дни. Кто из настройщиков перетянул ее? Вовсе не надо принадлежать к числу "лвых пошляков", для которых "Дарданеллы служили мишенью" (утвержденіе Ганфмана в юбилейном сборник в честь Милюкова), для того, чтобы признать, что царьградскія мечтанія, как бы воскрешавшія не ко времени традиціи ушедшаго и возбуждавшія подозрнія, сыграли значительную роль в этом дл. Дарданельская химера, дйствительно, стала жупелом, который широко использовала демагогія[399]. Революціонное правительство, таким образом, не сумло воспользоваться тм активам, который, казалось, давался ему в руки, и который кн. Львов, в письм к Алексеву 11-го марта выразил словами: "подъем покроет недоимки, вызванныя пароксизмом революціи". Какая трагедія для арміи! Как раз в эти же дни французскій посол отмтил в дневник ухудшеніе положенія в смыcл войны. Ею мало кто интересуется — все вниманіе сосредоточено на внутренних вопросах. Такое впечатлніе можно было вынести не только в салонах, которые посщал Палеолог. Не показательно ли, что в первом вскор послдовавшем публичном выступленіи лидера народных соціалистов Мякотина войн в доклад было отведено послднее мсто. Страна жила не войной, а революціей. Взгляд современников обращался "внутрь", как это наблюдали члены Думы при посщеніи деревни, гд война, но их впечатлнію, отходила "на задній план".
III. Демократизація арміи.
1. Политика в арміи.
Можно было бы согласиться с утвержденіем нкоторых мемуаристов, что "сколько нибудь успшное веденіе войны было просто несовмстимо с тми задачами, которыя революція поставила внутри страны, и с тми условіями, в которых эти задачи приходилось осущеcтвлять"[400] — согласиться только с одной оговоркой, что задачи ставила "cтихія", а условія во многом опредляли люди. От этих "условій" завиcла дальнйшая судьба революціи. Втуне было требовать, чтобы солдаты не занимались "политиканством", как выражался 4 марта в приказ главнокомандующій арміями Западнаго фронта Эверт, — требовать, чтобы они не тратили "зря" время и нервы на "безцльное обсужденіе" того, "что происходит в тылу и во внутреннем управленіи Россіи". "Войска должны смотрть вперед — писал Эверт — в глаза врагу, а не оглядываться назад на то, что длается в тылу, внутри Россіи... О порядк в тылу предстоит заботиться тм, на кого эти заботы возложены довріем народным, с врою в то, что они выполнят свой долг перед родиной так же честно, как и мы должны исполнить до конца свой". Теоретически возможно было отстаивать "единственно правильный принцип — невмшательство арміи в политику", как это на первых порах сдлал Алексев (письмо Гучкову 7 марта), или как это длали "Русскія Вдомости", ссылаясь на "азбучную истину" конституціонных государств (11 марта). Но такіе лозунги тогда были вн жизни[401] и, слдовательно, неосуществимы, ибо революція не была "дворцовым переворотом", которому наступает конец, раз цль его достигнута. Был, конечно, совершенно прав выступавшій от фронтовой группы на Госуд. Совщаніи в Москв Кучин, говорившій "так наивно представлять себ, что армія, которая силою вещей, ходом всх событій приняла активную роль в развитіи этих событій, чтобы эта армія могла не жить политической жизнью". Военное командованіе в своих разсужденіях с профессіональной точки зрнія было логично, но не совсм послдовательно было Правительство, которое в приказ военнаго министра от 9 марта говорило арміи и флоту — бдите! "опасность не миновала, и враг еще может бороться... В переходные дни он возлагает надежду на вашу неподготовленность и слабость. Отвтьте ему единеніем". Военному министру вторили воззванія Временнаго Комитета Гос. Думы — "Мы окружены страшной опасностью возстановленія стараго строя". Срок, когда надо перестать бояться "контр-революціи", каждый опредлял слишком субъективно, равно как и то, в чем олицетворялась эта контр-революція в стран.