Маска падшего
Шрифт:
– Х-хелен, что ты читаешь с-сейчас? – нежданно-негаданно буркнул тот. Глаза все ещё меряют землю. Спина сгорблена, и руки тягостно качаются вперёд-назад.
– Ну, разное… Саморазвитие, психология…
– О б-бизнесе…
– Да, что-то вроде того, – рассмеялась она.
– И что ты уз-знала интересного?
– Да ничего, в принципе. Пишут всё об одном: быть уверенным в себе; как определить, что тебя любят; глаза – зеркало души и прочую лабуду. Зато я, кстати, сама кое-что придумала из этого, – похвалилась девушка, переведя довольно очи на реку.
Пара
– И ч-что? – нудным голосом вопрошал Томас.
– Ну, смотри: говорят, что глаза отражают то, что у человека в душе, ну, то есть его отношение к другим людям. Мне вот кажется, что глаза, наоборот, отражают отношение других людей вот к этому человеку. Ведь почему у бродяг всегда такие страдальческие глаза?..
– Интересно, – поживее отозвался Томас, даже приподняв немного глаза, а затем задал девушке вопрос так, словно экзаменовал её. – А если, д-допустим, взять д-добродушного человека, всегда улыбающегося и в-весёлого, но которого вдруг раз-зозлили очень с-сильно… Н-например, ты поссорилась с ним. И в-вот он смотрит на тебя глазами, п-полными злости и раз-здражения. Что тогда? Ведь он же не ощущал д-до этого, что мир к нему относится плохо?
– Хм… Но он же на меня так смотрит… На другого, наверно, по-другому бы смотрел…
– М-можно так объяснить, – кивнул Томас, предвосхитив ответ подруги. – Да, в момент ссоры, а также в м-минуты его тяжких раз-змышлений об этой ссоре она з-занимает все его мысли, то есть с-сама становится его м-миром, который, естественно, оказывает с-серьёзное негативное влияние на него, отчего и в г-глазах эта злость. Но, вообще же, мы не можем з-знать, что истинно, а что нет: всё с-соткано из т-теорий и суждений. Я по п-поводу глаз придерживаюсь другой т-теории, но истинность н-ни одной из них мы пока не можем д-доказать, увы. Н-нам, не видящим истины, остаётся лишь искать её впотьмах, п-перебирать все варианты и п-пытаться найти наиболее удобный.
– Ой, всё!… – хихикнула Хелена, изобразив головокружение. – Ну ты зануда!
Томас вроде как живенько, с интересом посвящал её в свои мысли, но, невзирая на сей его увлечённый голос и сияющие знанием очи, она понимала: ему дьявольски плохо.
Томаса гложет то, о чём он начал говорить ещё с Артуром. И даже если бы того разговора не было, студент так или иначе оказался бы сегодня в таком ужасном настроении, когда даже сквозь завесу истинной увлечённости прорывается наружу его страх, ощущение беззащитности перед пришедшей бедой.
– М-может быть, – выдохнул он. Это Хелене понравилось: Томас вложил свои чувства в разговор; это означало для неё, что проблема Томаса не настолько серьёзна. – К-кажется, с этой психологией у меня с-скоро голова вместо тех с-снарядов разрываться будет.
– Ну посмотри мне в глаза, Томас, – взмолилась вдруг Хелена. Тот удивлённо остановился, резко, как и она, и встретил с непониманием её взор, наполненный страхом и любовью взор. – Я же вижу по тебе, что тебе кажется, будто мир сговорился против тебя! Расскажи мне всё, ну прошу!
– Ч-что всё? – не понял поначалу он; в крупных карих глазах его сохранялось недоумение. Но вот и они потеряли своё вопросительное выражение и вновь устремились, полные тягостного горя, на землю. – П-понятно. Разве от тебя скроешь?
Хоть и риторический вопрос, да Хелена всё равно помотала головой, вперив свой участливый, полный заботы взгляд в милое ей лицо Томаса.
– Я бы всё равно с м-минуты на минуту заговорил бы с тобой об этом, – признался опечаленный студент. Нечего скрывать: до сих пор он репетировал речь, стараясь сделать её более убедительной и красочной. – Мне н-непременно надо сделать это сегодня: я и так с-слишком долго тянул.
– Говори же, говори, умоляю!
Томас кивнул, окутанный туманом тёмных дум, и влюблённые медленным, словно бы осторожным шагом продолжили путь.
– Т-ты помнишь день рождения Александра два года назад?
Кивок.
– М-мы с тобой тогда п-порознь были, я т-тебе… да вообще н-никому ничего не рассказывал. Тот удар и тот с-стресс, что моя мама испытала, спровоцировали тяжкие п-последствия – у неё развилось тяжёлое заболевание, к-которое даже идентифицировать не смогли.
– Боже!.. – беззвучно ахнула девушка. Лазурные глаза её переливались слабым, словно танцующим на ветру огоньком трепета и боли.
«И я ещё подумала, что проблема его несерьёзна?!..»
– Д-день ото дня ей хуже и хуже… Я в-все эти два года только и бегал по клиникам, пытаясь записать её на приём; е-если и удавалось – редко, правда, к-когда, – то врачи только изумлённо к-качали головами, не понимая, что с ней. Она уже н-настолько чахла, что с п-постели-то своей встать не может…
– А к дяде Освальду в клинику пробовал?! – с надеждой воскликнула Хелена, судорожно вцепившись Томасу в руку.
– Пробовал, как иначе! Им достаточно было на меня взг-глянуть, чтобы выдворить прочь. С этими в-войнами больницы деньги ищут сами! Ясно, что у меня н-никак нельзя найти лишней сотни тысяч, чтобы записаться туда! П-потому я и обратился сейчас к тебе!..
Томас остановился, схватил маленькие ручки девушки и с истинной мольбой вперил в её чистые глаза свой отчаянный взор.
– Ох, Томас! Бедный ты мой, почему?.. – запричитала Хелена, крепко обняв его в порыве чувств; кристальные льдинки потекли по её раскрасневшемуся лицу.
– Я этого и ждал…
– Нет, ты не понял – я хочу тебе помочь! Но если ты не смог пробиться туда, то я тем более не смогу. Милый мой!..
Добросердечная девушка обхватила щёки Томаса и оглядела весь его лик. Душа её болела, кричала от жгучей боли, сердце стучало и выдавливало жалостливые слёзы. Вдруг в глазах мелькнула твёрдая уверенность: она отстранилась от студента и достала из сумки несколько монет.