Маска падшего
Шрифт:
– Жди здесь, я быстро, сейчас вернусь.
Вялый кивок. Хелена побежала к телефонной будке, по дороге утирая зеницы. Идея её очевидна – самой позвонить либо дяде Освальду, главврачу клиники, либо отцу Генри Вайтмуну, диагносту.
Клиника семьи Вайтмунов – крупнейшая в стране и одна из самых крупных в мире. Как справедливо сказал Томас, клиники ныне ищут деньги сами, а посему нет ничего удивительного в том, что медицинское обслуживание не бесплатно, и цены на него достигают космической высоты.
Светило утомлённое
Томас присел на самый краешек деревянной скамьи и положил рядом с собой портфель. Если бы кто-то спустился сейчас вниз по улочке к набережной и подошёл к перекрёстку поближе, то застыл бы в суеверном страхе. Он узрел бы перед собой скромно сидящего на скамье человека, чёрного как сажа, за плечами и шеей которого бесится и пылает багровый диск, из-под силуэта которого бьёт ключом алое свечение и в непроглядно тёмном облике которого едва виднеется подёрнутый болью полуприкрытый глаз. Разум Томаса блуждал, и всё, что не давало ему сойти с ума от длительного ожидания, – это группка бредущих по камням мостовой муравьёв, прочно приковавших к себе взгляд студента.
Один муравей отбился от товарищей и побрёл в другом направлении, время от времени останавливаясь, осматриваясь и вновь меняя маршрут.
Когда Хелена закрыла за собой дверцу прозрачной телефонной будки, Томас услышал слева тихие шаги вперемешку с громкими постукиваниями деревянной трости и, неясно почему, решил поглядеть на случайного прохожего, одного-единственного на всей опустевшей внезапно набережной. И увидел он старика в бело-оранжевой робе, горбатого, низкого, со странной походкой и сморщенным, как орех, лицом. Повода долго глядеть не было, да только старик, проходя мимо скамейки, вдруг остановился и обратился к Томасу низким приятным голосом:
– Позволите присесть?
Студент молча указал рукой на пустое место подле себя. Незнакомец благодарно кивнул и неторопливо, кряхтя и охая, опустился на слегка пологую скамью, положив руки на трость. С минуту он просидел, глядя на багровые камни зданий, вдыхая свежий вечерний воздух, и заговорил:
– Отнюдь вы не веселы.
– А для в-веселья есть причина? – осведомился опасливо Томас.
– Прекрасные краски вокруг да чистейший воздух – какая ещё нужна причина для радости! Но, вижу я, что-то вас гложет…
– Для вас это не должно иметь никакого з-значения.
– А оно и не имеет. Но любопытство, позвольте…
Разговор начал течь в неприятном для Томаса русле. Посему тот промолчал.
– Вы один? – с шумным вдохом спросил старик.
Ответом был кивок студента в сторону уже порядком разозлённой девушки: она махала руками, хмурилась и, видно было, сильно повышала голос.
– Дама? Приятно видеть, что молодое поколение живёт примерно так же, как и наше. Гм… Позвольте, молодой человек, а почему вы здесь, а ваша дама там? И отчего хотя бы её сумка не у вас? Меня сие удивляет…
– Будьте любезны, припрячьте своё удивление для близких вам, а не мне, людей, – резко парировал Томас. Он с самого начала ожидал чего-то подобного, ибо от стариков, как известно, иного ожидать не следует.
– Извините, сие случится лишь тогда, когда я окажусь рядом с ними, – залился тихим, пугающим своей басовитостью смехом незнакомец. – Не знаю, доколе ещё ждать придётся.
– Ч-что вас разделяет?
– Не имею представления. Расстояние до того света никому ещё измерить не удалось!
– Ваши родные п-погибли? На войне? – хоть лицо Томаса и оставалось мрачным, на нём понемногу просвечивалось неприятное изумление.
– На войне, – кивнул старик, поджав длиннющую губу. – Давно сие было, в самом начале века. Дети погибли, родители погибли, брат погиб… а внукам и на свет не суждено было явиться. Но я же не хмурюсь точно дьявол…
– Доводилось ли вам видеть их смерть воочию? – прервал Томас, на сей раз не краем глаза на незнакомца взглянув, а повернув всю лохматую голову целиком.
– Нет, – неестественно протянул тот.
– А мне, п-по всей видимости, придётся…
– Кто-то из ваших родных болен или смертельно ранен, надо полагать?
– Что-то в-вроде этого…
– Сие и есть причина вашей мрачности? Значит, вам ваши родные действительно дороги, а сие есть невероятно ценное качество сегодня. Я вам сочувствую.
– Сочувствие не поможет… – прикусил губу Томас.
– А что поможет?
– Я не знаю, что поможет! Что может помочь, когда один родитель мёртв, а второй на грани смерти?! Что может помочь, когда вокруг тебя войны, разруха и люди с мозгами зверей?! – в полном отчаянии восклицал Томас, размахивая руками так, что незнакомцу пришлось раз неловко уклониться. – С-сейчас войн нет, но теракты, забастовки!..
– Так средство от чего вы ищете, молодой человек, – ласково заговорил старик, – от смерти близкого или от войн?
– От всего, от всего! Всё это от одного идёт, от…
– Жестокости?
Тут Томас выпрямился и покрасневшими изумлёнными глазами взглянул на старика. Тот одним словом выразил всё то, что пытался выкриками, примерами и жестами объяснить студент.
– Расскажите, что случилось с близким вам человеком, – попросил вежливо старик.
Словно зачарованный, Томас медленно кивнул и устремил взгляд свой в землю: