Маска
Шрифт:
— Тебе уже двадцать три года. Я в твоем возрасте…
Все, Вендель уже догадался, о чем пойдет речь. Ну конечно. Дети.
— …давно был женат, а твоя супруга уже родила тебе пятерых детей, — продолжил за отца Вендель.
— Из которых выжил только один, — вздохнул Эдхард. — Господь послал мне суровое испытание, но и вознаградил честь по чести.
Вендель мысленно застонал. Кажется, на этот раз отец действительно говорил серьезно. В отличие от отцов его друзей, Эдхард Фюгер не скупился на теплые слова, хотя и любил поворчать. Но так много похвалы за один раз?
— Не стану ходить вокруг да около. Я нашел тебе невесту! Ей шестнадцать, она хорошенькая, скромная, а главное — за нее в приданое дают виноградник Вагенрит, что на юго-западном склоне холма Эхенценберг. Отличный выбор.
Вендель сразу понял, о ком идет речь. Девушку звали Ангелина, и ее имя полностью соответствовало ее сущности. Конечно, она стала бы для него хорошей супругой. Но Вендель не хотел жениться на винограднике. Не хотел жениться на ангеле. Ему не нужна была покорная и скромная жена. Он мечтал о браке по любви, как в стихах, которые он иногда читал. Ему вспомнились строки из одной книги: «Соловей, спой моей возлюбленной, благородной моей королеве! Сердце мое сгорает от любви к ней, сладострастное тело ее манит меня».
Да, Вендель мечтал о вечной любви. Он знал, что стоит только влюбиться — и ты больше не сможешь думать ни о ком другом. Но девушек, способных разжечь любовь в его сердце, Вендель еще не встречал.
— Отец, я знаю, что мне пора жениться. И Ангелина — чудесная девушка. Но я не думаю, что мы с ней будем счастливы. Я не люблю ее.
Глаза Эрхарда потемнели.
— Время вышло, сын. Вот уже четыре года ты отвергаешь одну невесту за другой. Довольно! Я уже договорился с ее отцом. Когда мы соберем урожай и вино будет разлито по бочкам, сыграем свадьбу. И ты не пожалеешь. В конце концов, ты женишься на самой красивой девушке в Ройтлингене.
Вендель потупился. Отец проявил терпение, достойное уважения, любой другой на его месте давно бы уже обвенчал сына. Он даже спорил с женой — та давно мечтала, чтобы их сын женился. Пришло время. Нельзя быть таким неблагодарным. Вздохнув, Вендель поднял голову и взглянул на отца.
— Ты прав, папа.
Лицо Эрхарда дрогнуло, затем его губы расплылись в широкой улыбке.
— То есть… ты согласен?
Вендель сглотнул. Отец казался таким счастливым. Глядя на сияющее лицо Эрхарда, он не посмел ему отказать.
— Как бы я мог противиться твоей воле? И Ангелина действительно чудесная девушка. Я непременно полюблю ее, когда мы поженимся. Как ты полюбил маму.
Вендель чуть не задохнулся, когда отец сжал его в объятиях. «До свадьбы еще полгода, — подумал юноша. — Мерно несет свои воды река Эхац, да и время течет не быстрее».
***
Улыбнувшись, Раймунд погладил Мелисанду по голове. Девушка поцеловала отца в лоб, сняла меч палача с крючка и отправилась в путь. У дома уже собралась малышня — дети с гиканьем шли за пыточных дел мастером. Как и всегда, им нравилось проверять себя на смелость. Кто отважится подойти к палачу ближе всего? Кто дерзнет взглянуть ему в глаза? Кто решится заговорить с ним?
Но в это воскресенье сорванцы вели себя прилично. Будто стая собак, увязавшаяся за столь пугающей фигурой в пестром наряде, они по очереди то обгоняли палача, то отставали от него.
Мелисанда уже давно привыкла к этому. Вначале она пыталась отгонять их, но дети были на удивление увертливыми. Кроме того, законом палачу запрещалось прикасаться к ним — за нарушение пришлось бы платить. Поэтому обычно она забавлялась тем, что время от времени останавливалась или, напротив, начинала идти быстрее, и малышня с визгом разбегалась, а потом возвращалась вновь. Но сегодня девушке было не до игр. Вскоре ей придется отрубить человеку голову, а это непросто. Конечно, мерзавец заслуживал такого наказания. И все же одобрять убийство и совершать убийство — две разные вещи. К тому же от нее ждали чистой работы. Голова должна была покатиться по эшафоту после первого же удара. В противном случае палач мог лишиться не только репутации, но и — если толпа будет не в лучшем настроении — собственной головы.
Городской совет перенес суд на рыночную площадь. Зал судебных заседаний не смог бы вместить всех желающих.
На площади собрались все двенадцать судей. Невзирая на жару, они были одеты в плотные пурпурные мантии.
В воздухе чувствовалась влажность, и Мелисанда подумала, что сегодня будет гроза.
Минтроп сидел в тюрьме в Шелькопфской башне под охраной четырех стражников. Они с готовностью отступили в сторону, как только Мельхиор подошел к тюрьме. Один из них открыл перед палачом дубовую дверь, остальные потупились, пряча глаза. В нос Мелисанде ударила вонь — пахло страхом и испражнениями.
Ключник кивнул ей, прошел к тяжелой двери, обитой железом, и, погремев связкой ключей, впустил палача в темницу.
Минтроп, вскочив, вжался в стену, будто хотел проломить ее. Но каменные стены тюрьмы могло разрушить разве что землетрясение. Взгляд его глаз, расширившихся от ужаса, остановился на Мелисанде.
Она достала из сумки чашу и табличку с заранее приготовленной надписью «Выпей» и протянула Минтропу.
Минтроп разрыдался, упал на соломенную подстилку и накрыл голову руками.
Мелисанда повернулась к стражнику, и тот схватил приговоренного. Минтроп не стал сопротивляться, и Мелисанда влила ему сонное зелье в рот. Вскоре убийца расслабился, на его лице заиграла блаженная улыбка.
«Ты этого не заслуживаешь, — подумала Мелисанда. — Твоим жертвам приходилось выносить все в полном сознании». Но затем она опомнилась. Нельзя плохо думать о том, кому предстоит встреча с Создателем. Его судьба — уже не в руках людей.
Она задумчиво посмотрела на искаженное жутковатой улыбкой лицо Минтропа. Мелисанда надеялась, что правильно рассчитала дозу зелья, — перед судом убийца должен был повторить свои показания, чтобы приговор зачитали всем собравшимся.
Она кивнула стражнику, и тот поднял обмякшее тело преступника.
Когда они вышли из подвала, Мелисанда окатила Минтропа холодной водой и стала ждать. Вскоре взгляд убийцы прояснился. Минтроп был готов к казни. Он будет все понимать, но при этом ничто не сможет напугать его. Преступник поднялся на ноги, его шатнуло, но он пошел без посторонней помощи.
«Хорошо, — подумала Мелисанда. — Начало положено».
Стражники усадили Минтропа в повозку и заковали его в цепи. В переулке перед башней собралась целая толпа. Горожане кричали и бранились, швыряя в Минтропа экскрементами и гнилыми овощами. Стражники старались держаться от повозки подальше, чтобы в них случайно не попали. Мелисанда шла шагах в десяти за повозкой, но, в отличие от стражников, ей не приходилось беспокоиться: толпа сама расступалась при приближении палача.