Мать демонов
Шрифт:
Потом Картхис приподнял вуаль и поцеловал ее, а зал огласился криками друзей и компаньонов. Никогда в жизни Дженну не приветствовало столько людей. Казалось, в честь Царя Царей они и то кричали бы вполовину тише.
Настал вечер, и к сладким винам стал примешиваться горьковатый вкус страха. Она ждала этой ночи, предвкушала ее – но порой по спине девушки пробегала дрожь: словно из невидимой щели вдруг тянуло промозглым осенним холодом.
А потом пришла ночь – и Картхис вошел в нее: грубо, жадно и зло. Как голодный зверь. Словно отыгрываясь
Теперь, когда жрец произнес над телом «Он был чист», когда плакальщицы завели унылый вой, а дверной молоток обмотали черной тканью – Картхис уносил в погребальный костер не только похоть. Невольно, нехотя – он был надежной защитой их сыну. «Теперь я должна все делать сама», – с тревогой думала женщина.
«Он не был чист! – ей хотелось вопить над укутанным в саваны телом. – Он был грязной похотливой свиньей. Ненавижу его! Даже сейчас ненавижу!». Но ее окружали богачи и вельможи, они таращились масляными глазами, ворочали мясистыми языками, произнося бессмысленные слова. Они были нужны Дженне. Нужны Рами. Ради сына она вытерпит любую пытку.
– Хватит! – прервала Дженна служанку. – Зажги лампады и можешь идти.
Теперь оставалось ждать. Время оседало на подсвечниках слезами оплывшего воска. Дженна в последний раз обошла особняк, проверила, вся ли челядь ушла в служебное крыло. Стоя у задних дверей, она мяла кроваво-красные агаты четок. Теперь, когда Картхис корчится в огнях мира теней, ночной посетитель мог не прийти.
Услышав долгожданный стук, Дженна бросила всполошенный взгляд наверх. В пустом, словно вымершем доме тихое постукивание гремело, как посох жреца. Меньше всего ей хотелось объясняться с сыном.
– Моя Сахира!
Ильхат Гарран никогда не отличался воображением. Он повторял те же сравнения каждый раз, оказываясь в ее постели – и теперь, заключив Дженну в грубоватые объятия, он твердил, как символ веры:
– Моя Сахира. Моя дикая львица!
– Я думала, вы не придете, – подарив ему поцелуй, Дженна подалась назад и коснулась его губ. – Тихо, наверху спит Рами… Картхис мертв. Те долги, что причитаются бедной вдове, вполне по силам вашим имениям.
Казалось, Ильхат возмущен упоминанием о деньгах.
– Я отдам все, до последнего медяка! – он позволил увлечь себя подальше от лестницы. – Все, как если бы должен был вашему мужу.
– Право же, вы настоящий вельможа… Эдикты Царя Царей этого вовсе не требуют!
Проклятье, неужели же он не понимает? Голос Гаррана гудел, как рев боевых слонов.
– Не могу же я обмануть доверие львицы! – Ильхат поймал ее руку, попытался на ходу поцеловать пальцы.
«Можно подумать, ты в состоянии отдать долги!»
Тяжелые, черного дерева створки затворились за ними, пришло время еще раз его поощрить.
– Так значит, вы не покидаете меня? – спросила Дженна, оторвавшись
Благодарно кивнув, Ильхат примостил свой зад на низкое кресло. Резные планки жалобно скрипнули под его весом.
– Я ваш слуга, – подобострастно заявил он. – И, видят боги, готов служить не только в постели!
Дженна протянула ему пиалу. Ильхат был ладно сложен и по-своему красив: правильные черты, смолянисто-черные волосы. Картину немного портили слишком чувственные на его смуглом лице губы: отчего-то казалось, что вельможа увлекается женщинами и черным дурманом. Дженна знала, что это не так: Гарран вояка и на ее взгляд слишком много говорил о долге.
Женщина молчала, глядя на любовника поверх края чаши.
– Вы не очень-то похожи на убитую горем вдову, – отметил вельможа. Он по-простому, по-солдатски вытер влажные губы. На каждом пальце блестело по одному, а то и по два перстня.
«Что ты знаешь об убитых горем вдовах?» – подумалось Дженне.
– Картхиса можно было любить как отца. Или как друга… – она опустила взгляд в пиалу. – Вы знаете, он был старше меня на тридцать лет.
Ильхат не отвечал, и Дженна продолжила:
– Его смерть глубоко меня ранит, мой сын остался без защиты и опоры, а сама я потеряла защитника и кормильца… Но я еще, слава богам, не стара, – она подняла взгляд. Пусть видит, как блестят ее глаза. – В моем сердце пустота, но заполнить ее не мог и Картхис. Это сделали только вы.
«Он называет меня Сахирой, – думала Дженна, кончиками пальцев касаясь его руки. – Львица солнца, огненная богиня… Если б он только знал, как прав!»
Ее рука соскользнула с ладони вельможи на внутреннюю сторону бедра и подобралась выше, к узлу кушака. Дженна позволила Ильхату еще раз ее поцеловать.
Когда все кончилось, она откинулась на подушки и негромко сказала:
– Мне нужна твоя помощь.
Так бывало всегда: каждый раз они церемонно обращались на «вы» – аккурат пока Ильхат не оказывался в постели. Говорить «вы» после казалось Дженне сродни издевательству. И каждый раз, встречаясь вновь, словно извиняясь за фамильярность, они вновь заводили старый добрый напев: «Вы», «госпожа Дженна», «господин Ильхат».
– Мне нужна твоя помощь, – сказала она и перевернулась на живот, выводя узоры у него на груди.
– Я сказал: я годен не только для постели, – полные губы Гаррана скривились в усмешке. – Если я могу помочь… проси, ты знаешь, я не оставлю тебя в беде.
Он вновь потянулся к ней, но Дженна отстранилась и села на постели.
– Это из-за Рами, – сказала она. – Пойми: пару дней назад он был сыном богатого купца. Теперь он никто. Все игорные дома, все постоялые дворы Картхиса, его корабли – теперь все принадлежит мне. Но я женщина, каждый может поднять на меня руку. Все, кто раньше имел дела с мужем, захотят отщипнуть кусочек от его состояния.