Мать. Вопросы и ответы 1950-1951 гг

Мать

Нужно сказать, что в конце прошлого века, в эпоху Второй империи, искусство находилось в жалком состоянии. Это было время деловых людей, прежде всего банкиров, финансистов, время, когда произошла резкая деградация художественного, эстетического вкуса. Не думаю, что деловые люди очень сведущи в искусстве, но это не мешало им, заказывая свой портрет, диктовать свои условия, например, требовать фотографически точного сходства! Нельзя было упустить ни малейшей детали, доходило до смешного: «Вы знаете, здесь у меня морщинка, не забудьте изобразить ее на портрете!» или – это относится к дамам: «Вы знаете, плечи у меня обязательно должны быть круглыми!» и так далее. Поэтому художники писали портреты, и в самом деле выглядевшие как фотографии. В них всё было плоско, холодно, всё говорило о том, что художник работал без души, без видения внутренней сущности человека. Я могу назвать целый ряд художников того времени с таким отношением к творчеству. И поистине, их «творчество» – стыд и позор для всего искусства. Такое положение дел сохранялось до конца прошлого века, примерно до 1875 года. Затем пришло время ответного, протестного движения. Наступил один из прекрасных периодов в истории живописи (и говорю это не потому, что сама рисовала); все художники, которых я знала, были настоящие мастера, глубокие натуры, их творения были восхитительны, каковыми они остаются и сегодня. То была эпоха импрессионизма, эпоха Мане, великолепная пора великолепных созданий. Но люди устают от прекрасного точно так же, как и от безобразного. Поэтому известными личностями

был основан «Осенний Салон». Его члены ставили себе задачей превзойти достижения своих собратьев, уйти дальше к новому в искусстве, которое было бы полностью противоположно всякой «фотографичности». Но, право слово, им все же изменило чувство меры (на мой взгляд). Начали они с умаления Рембрандта – Рембрандт был мазила, впрочем, мазилой был объявлен и Тициан, а с ним и все великие художники итальянского Возрождения. Произносить имя Рафаэля не следовало: за это стыдили. Вообще вся великая эпоха итальянского Возрождения не многого стоила, даже творения Леонардо да Винчи: «Их, знаете ли, нужно принять, а потом оставить». Таким образом, в своем желании продвинуть искусство к новым высотам они заходили все дальше, пытаясь создать нечто совершенно новое, они начинали впадать в экстравагантность, а отсюда – один шаг до «скребковой» живописи, этим и закончились все эти поиски нового.

Таков один из эпизодов истории искусства, каким мне довелось узнать его.

В нынешнее время, правду сказать, мы вновь начинаем подниматься вверх. Ибо думаю, что за последнее время искусство скатилось к полной бессвязности, абсурду, мерзости – признаком низкого вкуса, пристрастия к уродливому, нечистоплотному, разнузданному. На мой взгляд, оно дошло до самых пределов падения.

Но теперь оно и в самом деле возрождается?

Думаю, да. Недавно я видела репродукции, которые действительно обнаруживают уже нечто большее, чем уродливость и непристойность. Это еще не настоящее искусство, там еще очень далеко до истинно прекрасного, но признаки того, что начинается выход из кризиса, уже есть. Возможно, лет через пятьдесят – вам суждено будет увидеть, так ли это – появятся вещи, достойные внимания. Несколько дней назад у меня возникло ощущение, что период деградации закончился. Общее состояние по-прежнему остается на очень низком уровне, но подъем уже начался. Для этого состояния характерна мучительная, тревожная стесненность, болезненность, полное непонимание, каким может и должно быть прекрасное, но уже обнаруживается стремление к чему-то отличному от убогой вещественности. Какое-то время искусство было поражено охотой валяться в грязи – только тогда художнику можно было надеяться слыть, что называлось, «реалистом». Под «реальным» понималось всё самое отталкивающее, самое гадкое: всевозможные проявления извращенности, грязи, уродливости, ужаса, кричащая несовместимость красок и форм, но все же я думаю, что сейчас это уже позади. В последние дни я отчетливо почувствовала, что это так (не изучением работ новейшей живописи, в этом отношении у нас здесь возможности невелики, но «зондированием атмосферы»). Судя даже по тем репродукциям, которые нам здесь доступны, у создателей оригиналов уже есть стремление, правда еще совсем робкое, к чему-то высшему. Нужен срок не меньше пятидесяти лет, и тогда можно ожидать… Если, конечно, не будет новой войны, новой катастрофы, ибо именно войны со всеми их ужасами в огромной степени повинны в извращении вкуса, в его склонности ко всему низменному. Людям нужно было забыть о всякой утонченности чувств, о своей любви к гармонии, потребности в прекрасном, чтобы им достало сил вынести весь кошмар войны, иначе – я в самом деле так думаю – им было не выжить под таким гнетом. Все было тяжело и отвратительно до невыносимости, что не могло не повлечь за собой повсеместное вырождение вкуса. По окончании войны (если допустить, что она вообще закончилась) людям хотелось только одного: забыть, забыть и еще раз забыть все, что было, – развлечь себя любыми средствами, лишь бы не думать больше о пережитых ужасах. Отсюда – неизбежная деградация общества. Разложение полностью охватило атмосферу витального плана, помрачение атмосферы физического плана достигло крайних пределов.

Поэтому, если мы сможем избежать новой мировой войны… А война идет и сейчас, она тянется не прекращаясь почти с самого начала века. Первым ею был охвачен Китай, затем она вспыхнула в Турции, далее в Триполитании, Марокко – вы следите? – на Балканах, война идет постоянно, со временем принося все более тяжелые последствия, но когда она достигает мирового масштаба, эти последствия приобретают жуткие размеры. Все вы, дети мои, родились после войны (я имею в виду первую мировую) и многого о ней не знаете, кроме того, вы родились в стране, действительно обладающей определенными преимуществами перед другими. Дети же, родившиеся в Европе за последнее время, эти теперешние малыши, эти дети войны – иное дело: в них есть то, от чего избавиться очень трудно, – страх и ужас. Первая мировая война была, возможно, даже хуже второй. Жестокость второй довела мир до состояния полной утраты всего… Первая же… Последние месяцы, проведенные мною в Париже, поистине напоминали фантасмагорию. Но есть вещи, которые не передать словами. Жизнь людей в траншеях, например. По-настоящему знать, как это было, новые поколения уже не могут… Для детей, появляющихся на свет в наше время, так и останется неизвестным, правда ли все то, что им рассказывают о том страшном времени, о всех его ужасах. То, что происходило в захваченных странах, в Чехословакии, Польше, Франции, было чудовищно, невероятно, немыслимо, в это невозможно поверить, если не был там и не видел всё собственными глазами. Это было… Недавно я говорила о том, что витальный мир можно назвать миром ужасов; так вот, произошло нисхождение всего, что там есть ужасного, в мир земной, а здесь оно приобретает намного более страшный характер, так как если в собственно витальном мире человек, обладающий достаточной внутренней энергией, знаниями и силой, может оказывать воздействие на населяющие его сущности, заставить их подчиниться, доказав, что он сильнее, то в материальном мире все ваши знания, энергия, сила обращаются в ничто, когда вы находитесь под гнетом ужасов войны. Деятельность этой стихии в земной атмосфере осуществляется таким образом, что устранить ее очень трудно.

Естественно, люди всегда и всеми способами стараются вычеркнуть из памяти все неприятное и тяжелое. Уже начинают подниматься голоса: «А вы вполне уверены, что все было именно так?» Но те, кто прошел через эти испытания, не хотят забвения, поэтому некоторые из тех мест – тех страшных мест, всю обстановку которых не в силах нарисовать себе никакое человеческое воображение, мест, где совершались пытки и массовые убийства – до сих пор поддерживаются в целости. Вы можете своими глазами увидеть камеры пыток, которые немцы построили в Париже, и я надеюсь, они никогда не будут уничтожены, чтобы всякого, кому захочется считать преувеличением ту жестокую действительность (потому что правдивое знание о тех страшных событиях лишает человека уютного самочувствия), можно было бы взять за руку и сказать: «Идите и посмотрите сами, если вы не боитесь».

Подлинные сведения о той реальности способны повлиять на формирование характера. В самом деле, если вы осознаете их должным образом, то это обстоятельство может прямо, без отклонений, привести вас на путь йоги: это осознание порождает в вас чувство такой глубокой отрешенности от всего, что связано с этим миром, безразличия к нему, такую сильную потребность в чем-то ином, такую властную потребность обрести нечто подлинно прекрасное, нечто новое, истинно доброе и хорошее… что это, естественно, приводит вас к духовным устремлениям. Война с ее страшными событиями как бы делит людей на два разряда: меньшинство, которое своим развитием было подготовлено к верному, глубокому восприятию этих событий и благодаря этому поднялось на очень высокую ступень сознания, и меньшинство, которое не достигло такой готовности и вследствие этого опустилось до крайне низменного состояния. Эти последние ныне погрязли в трясине невежества и пока нет движения, чтобы выбраться из этого положения, а если оно не изменится, нам не миновать еще одной мировой войны, которая на этот раз уже действительно погубит всю современную цивилизацию, я не говорю – погубит мир, поскольку ничто не в силах сделать этого, я говорю о конце именно нынешней земной цивилизации, иначе говоря, если это произойдет, необходимо будет строить другую. Вы можете возразить мне, что такой поворот событий как раз к лучшему, так как современная цивилизация деградирует, движется к разложению, но как бы то ни было, есть у нее и прекрасные достижения, достойные сохранения, и очень жаль, если им суждено уйти в небытие. Но в случае еще одной мировой войны так и будет. Люди – очень сообразительные создания, они открыли средства, способные уничтожить все и вся, и они найдут возможность применить эти средства, ибо какой же смысл тратить миллиарды на изобретение и создание бомб, если не можешь пустить их в дело? Для чего же еще отыскивать способы уничтожить большой город за несколько минут, если не для того, чтобы как раз и уничтожить его?! Нужно же видеть плоды своих усилий! Но так и будет, если разразится еще одна война.

На сегодня всё, дети мои. Я рассказывала вам о вещах не слишком веселых, но иногда полезно услышать и что-то тяжелое, чтобы человек поразмыслил.

12 апреля 1951 г.

Чем отличается искусство Японии от искусства других стран, например европейских?

Японское искусство представляет собой отражение непосредственно ментальной деятельности на физическом уровне. Участие витального мира в этом искусстве невелико. Оно ментализировано до крайности, впрочем, как и сама жизнь японцев, которая до мельчайших подробностей строится на основе очень точных ментальных формаций. При этом в жизни физического мира они наделены непосредственным чувством прекрасного. Например, в Европе очень редко можно увидеть, чтобы совсем простые люди – из рабочего класса или из крестьян, для того, чтобы отдохнуть или развлечься, посещали места, где можно полюбоваться красивым пейзажем, в Японии же это можно наблюдать постоянно, ежедневно. Это времяпровождение доставляет им намного больше радости, чем игра в карты или всякого рода развлечения, принятые в Европе. Часто можно видеть группы движущихся по дорогам или садящихся в поезд, в трамвай людей, чтобы добраться до определенной остановки, а дальше уже пешком дойти до мест с красивым видом на природу. В этом месте обычно есть маленький домик, расположенный в гармоничном соответствии с окружающей обстановкой, есть что-то вроде платформы, где можно присесть с чашкой чая и полюбоваться пейзажем. Для японцев это самое приятное развлечение, лучшего они не знают. Оно объяснимо в среде художников, людей образованных, людей сведущих, но речь идет о самых обычных людях, даже о бедняках, которые предпочитают отдыхать именно так, чем оставаться дома или развлекаться как-то иначе. Провести свое свободное время в такой обстановке – самая большая радость для них.

В этой стране каждому сезону года соответствуют свои известные места посещения и отдыха. Взять хотя бы осень, время увядания. В Японии очень много кленов, листва которых по осени приобретает всевозможные оттенки яркого желто-красного цвета, это чудесное зрелище. Тогда, например, возле какого-либо храма, находящегося на вершине холма, густо покрытого кленами, устраивается место для посетителей. От подножия холма наверх ведет ряд ступеней, получается что-то вроде очень крутой лестницы, такой крутой, что вершина скрыта из глаз, и создается впечатление, что поднимаешься по лестнице, ведущей прямо в небеса – ступени каменные, добротно сделанные, они почти отвесным рядом уходят вверх и теряются в вышине – и видишь, как в этой голубизне проплывают белые облака, а по обеим сторонам подъема тебя обступают клены в цветном, невообразимо великолепном одеянии своей листвы. Появление здесь художника вполне естественно и понятно: такое восхождение вызывает у него ощущение чудесной, ни с чем не сравнимой красоты. Сюда же приходят целыми группами, целыми семьями, и вы можете увидеть здесь даже совсем маленьких детей, иногда таких маленьких, что родители несут их, усадив на плечи. Осенью приходят сюда, весной идут в другие места.

Совсем рядом с Токио есть сад, где выращивают ирисы. Их высаживают вдоль ручейков, которые во множестве нарочно для этой цели проведены в саду, там присутствуют все цвета и оттенки, но в тщательно подобранных сочетаниях. Все устроено таким образом, что при входе открывается целое море этих строго вертикально вытянувшихся растений, простирающееся насколько хватает глаз и ослепляющее великолепием многоцветия. Несколько раньше, в самом начале весны, (она часто бывает здесь ранней) наступает пора цветения вишневых деревьев. Здесь они не плодоносят, так как выращиваются именно ради цветов, культивируются оттенки от белого до розового, даже до ярко-розового. И есть целые аллеи, очень длинные аллеи деревьев с одними лишь розовыми цветами, только представьте себе – ряд огромных вишневых деревьев и все в розовом цвете. Вы можете увидеть здесь большие холмы или даже горы, сплошь покрытые такими деревьями, под которыми протекают ручейки с красными мостиками, перед вами живописное зрелище: эти мостики, покрытые красным лаком, среди массы розовых цветов, внизу под вами – большая река, а вверх от вас – гора, как кажется, уходящая в самое небо, сюда приходят весной… и так далее. Для каждого времени года у японцев свои цветы и для каждого вида цветов – свои сады.

Люди в этой стране перемещаются поездом от одного места к другому, как от дома к дому – для них это так же легко и просто. С собой у них обычно один маленький сверточек, там смена одежды, которой им вполне хватает в путешествии. Они носят веревочные или деревянные сандалии, когда они изнашиваются, их выбрасывают и приобретают другие, потому что это ничего не стоит. У них такое отношение ко многому в жизни. Они стараются не обременять себя ничем, носовые платки, например, у них бумажные, после употребления их просто выбрасывают – и точно так же они поступают очень во многих случаях. С той же едой хотя бы. Для тех, кто едет поездом, на железнодорожных станциях продаются небольшие порции пищи в особых коробочках (все приготовлено очень чисто, очень опрятно), это коробочки из белой древесины с маленькими палочками для еды; поскольку эта упаковка совсем дешевая, поев, ее не задумываясь оставляют, чтобы не доставлять себе лишних хлопот. Так в этой стране люди устраивают свою жизнь. Если у них есть место для сада или парка, они сажают деревья, причем таким образом, в таком месте, что всякое посаженное деревце, вырастая, становится гармоничным дополнением, усовершенствованием окружающего ландшафта. Если дереву желательно придать определенную форму, его обрезают, подравнивают, добиваясь того, чтобы оно приняло нужные контуры. Там можно увидеть деревья самых причудливых форм, какие-то ветки у них были удалены, каким-то, наоборот, придан особый вид, так чтобы задуманное получилось. Посещая чье-либо владение, вы легко замечаете, что дом хозяина составляет совершенно естественную часть общего ландшафта – и по своему цвету, и по материалам, из которых построен, он вполне соответствует окружающей обстановке; совсем не так в Европе, там при виде дома в подобных случаях вы словно получаете удар в лицо: как и очень многие европейские сооружения, он портит весь пейзаж. Здесь же дом расположен именно там, где нужно, обычно под деревьями; вы видите вьющиеся растения и неожиданно взгляду открывается восхитительный уголок с деревом: оно нужной формы и на нужном месте. Я очень многому научилась в Японии. С точки зрения художественной четыре года я жила в этой стране от одного чуда к другому.