Маяк
Шрифт:
Ирвин попытался разгадать ребус.
– Черные капли. – припомнил он. – Это что-то из мифа про Деуса – бога прародителя, который за что-то там разозлился на людей и попытался их прикончить, с помощью тех самых черных капель. После этого люди на него почему-то ополчились, обиделись, что ли. Не помню. – Ирвин разозлился на память. – Я же не девчонка, чтобы помнить все эти мифы. Обычно в мифологию мира посвящают девочек. – Что же касается Дьяволицы, такого мифа я вообще не знаю. Но про сумасшедших обычно говорят, что «у них в голове земля» или «их заворожила песнь Дьяволицы». Но что это за Дьяволица?
– Меня особенно беспокоит, –
– Хвала Эве, что этим некоторым пока никто не заплатил больше, чем платит всеобщий банк.
– Или мы еще не все знаем? – возразил глава. – Говорят, король приморских земель на севере Ане Дуус, в войне использует такой… Не знаю, такую отраву без запаха и вообще без каких-либо заметных свойств. Тут и там является его смешная армийка, как о ней говорят, игрушечная армийка из деревянных солдатиков-остолопов, агрессивных и тупых. Итак, появится в каком-нибудь малоразвитом племени такая армийка, попыхают в воздух для приличия и уходят. А потом все племя тихо-мирно передыхает без признаков насилия. За глаза его прозвали смердящим. Не только из-за подлых приемов, но и потому что одной ногой он стоит в могиле. Гнилой черной ногой, от которой смердит на всю округу. Одной ногой в могиле, а никак не может навоеваться.
– Северные народы всегда славились своей жестокостью. Не только правители, но и простолюдины.
– Мне мало интересны его внутренние переживания. Я хочу знать, откуда у него такое вещество?
– Совет по охране развития и мира разберется.
– А что, если и совет…Мы к ним отпускаем своих детей, с распростертыми объятиями, с готовностью делиться знаниями. А им наши знания уже и не нужны, они сами такого напридумывали.
– То, что ты рассказываешь, это знания войны. Мы несем мир.
– Не строй из себя юную деву, покоренную летним ветром.
– Ты итак все знаешь, нам самим это необходимо. Не забывай, что долголетие наше основано на изменяемости. Сколько цивилизаций пало на наших глазах, а мы все еще здесь. Почему? Потому что к нам приходят невесты из чужих краев, и мы все время учимся. Изменчивость залог постоянства.
Над их головами зажглись фонарики, освещая сумрачное небо.
– Мне пора. Ритуал близится. Мне надо восстановиться. – сказала Эзра. – Не мучай себя. Хотя бы сегодня, постарайся унять мысли и улыбнись.
Ирвин спохватился, что и ему пора быть на площади, где проходит гуляние. Он вынырнул из размышлений. Им, будущим женихам и невестам, ничего не говорили о том, что прямо сейчас какой-то смердящий король, как саранча переползает с поля на поле, с леса на лес и порабощает племена, сжигает деревушки, подчиняя себе все больше земель. Из-за горьких мыслей он и не заметил, что пошел прямиком навстречу Эзре. Они столкнулись лицом к лицу.
– Ты чего здесь делаешь, мальчишка? – строго оглядела его Эзра.
– Да я тут это… – Ирвин ссутулился. Хотя бабушка была ростом лишь по плечо ему, сам себе он теперь казался совсем мелким рядом со статной дамой, обвешанной камнями и металлами. – Мама опять травы напутала, я никак из туалета не вылезу.
– Ясно. – Эзра ему явно не поверила. От ее проницательно взгляда ничего не скроешь. – Пойдем-ка поговорим.
Эзра взяла Ирвина под локоть и провела в свою мастерскую – небольшую светлую комнату у края поселения. Она села за стол у окна и уверенным движением руки указала Ирвину на место напротив. Они редко встречались здесь, и то, только когда она отчитывала его. Обычно в такие моменты он утыкался взглядом в какой-нибудь амулет или бумагу с каракулями, написанными шифром, известном лишь самой Эзре. Руками при этом он водил по низу бежевой в разводах столешницы, нащупывая высеченный в камне рисунок – кудрявого ангелочка с бутоном тюльпана над головой – знак мастера, изготовившего стол. Этим движением он будто пытался связаться с чем-то земным и основательным, чтобы Эзра не смогла до конца выбить из тела его легкую душу. Вот и сейчас он вцепился в столешницу, ощупывая мелкие кудри на голове ангелочка.
– В чем причина твоего дурного настроя? – спросила Эзра, поставив локти на стол. Лицо ее оставалось почти неподвижным, тон оставался холодным, но Ирвин прекрасно чувствовал ее раздраженность. – Трусость?
– С чего ты взяла, что у меня дурной настрой?
– На маави, мой мальчик, не обучают искусству лжецов. Нор даже если бы и обучали, ты бы в этом не преуспел. Так где ты потерял боевой дух?
– Я не терял, бабушка. – Ирвин улыбнулся.
– Вот и правильно. Ирвин, не забывай, что для этой миссии мы отбираем лучших из лучших. Только тех, кто готов к такому путешествию. Ты готов, мой мальчик. Хотя и ведешь себя как обалдуй. – она подняла его подбородок, протянув длинную сухую руку через стол. – Ты прямой потомок первых из маави. Умный, сильный, смелый, щедрый и прекрасный.
– Бабушка! – отмахнулся Ирвин. – Все бабушки так говорят своим внукам.
– Ты хочешь уличить меня в том, что я предвзято мыслю? – она приподняла бровь.
Ирвин неопределенно повел плечом.
– Что ж, – подумала Эзра, – в таком случае, ты несомненно прав. Но не вздумай сказать это вслух. Ты должен быть на площади сию секунду!
– Ты тоже. – усмехнулся Ирвин.
– Без меня не начнут, я полагаю. – она протянула ему амулет – три гладких гагата, нанизанных на красную нитку. – Я не смогу прийти, чтобы проводить тебя, ты знаешь правила. Я не должна относиться к кому-то по-особенному.
– Спасибо. – сказал Ирвин и вышел из кабинета.
Ритуал
Почти бегом он пробрался на площадь, где уже собрались все невесты, женихи и спутники. В их стройных рядах он быстро занял свое место, зиявшее как дырка между зубов. Слева от него почти блестящий от гордости стоял Берлер, а справа – краснощекий добродушный Вессел. Ирвин встал, выпрямившись во весь свой исполинский рост, заложив руки за спину и придав лицу торжественное выражение. Ю Зуф еле сдержал смешок, взглянув на «торжественное выражение лица» господина.
– Я стараюсь. – шепнул Ирвин, и Ю Зуф отвернулся в сторону сцены, где уже показалась Эзра в тёмно-синей мантии, покрытой золотыми узорами.
Все время, пока Ирвин прятался за стенкой деревянного туалета, Ю Зуф стоял в одиночестве и чувствовал себя неловко под взглядами прочих женихов, невест и спутников.
– Пока вас не было, я старался отвлечь себя от тревоги, играя в догадки. Кто же из этих прекрасных черноволосых синеглазых незнакомцев тот самый любитель споров Берлер? – шепнул он Ирвину. – Теперь же мой господин пришел, и я могу облегченно выдохнуть.