Мчащиеся мустанги
Шрифт:
— Ха! — радовался он как мальчишка. — Это получше, чем выиграть сражение. Теперь над Негро станет смеяться вся Аргентина. Будет что вспоминать до самой смерти!
Глава 26
САМОЕ ТРУДНОЕ ВПЕРЕДИ
Они скакали, не сбавляя хода. На землю опустилась ночь, и теперь преследователей не было видно, только когда их собственные кони попадали на мягкий песок, позади слышался топот копыт. Дукос, пребывавший в прекраснейшем настроении, держался рядом с Глостером. Он заявил, что это был самый приятный вечер в его жизни и что он будет его помнить до конца своих дней. А чтобы Том и его спутники тоже не забывали об этом вечере
Они проехали ходкой рысью около часа, и все это время позади в пампасах был слышен, правда теперь чуть дальше, топот копыт. Наконец Карлос Дукос решил, что будет лучше, если трое беглецов свернут направо, а он со своей командой поскачет вперед. Тому с друзьями надо постараться не шуметь, тогда их не заметят. В глазах Глостера такой маневр отдавал предательством, но Дукос в ответ только расхохотался. Во-первых, он не собирается ехать с ними в чужие края, а во-вторых, если Негро станет слишком настойчиво его преследовать, то сам попадет в осиное гнездо.
На полном скаку они пожали друг другу руки, «генерал» отмахнулся от излияний благодарности, и Том с Дэвидом и Рамоном свернули в низину, когда-то бывшую озером. Команда Дукоса пронеслась мимо и исчезла в ночи.
Остановившись в низине, друзья слышали затихающий топот конницы храброго «генерала», затем, в свою очередь, нарастающий грохот копыт, от которых дрожала земля, коней Негро и его головорезов. Ветер донес до беглецов терпкий привкус поднятой пыли. Выбравшись из низины, они не спеша тронулись своим путем.
Тома настолько переполняли чувства, что он не мог ни думать, ни говорить. Он впервые встретил такие великодушие и щедрость, и ему было необычно радостно осознавать, что есть на свете замечательные люди, готовые бескорыстно оказать помощь. Но Рамон заявил, что это пустяк, каждый гаучо по-своему настоящий рыцарь и всегда готов помочь в беде.
— Верно, — заметил юный циник, — или помочь в беде, или помочь отправиться на тот свет.
— Да? — разгорячился Рамон. — Так бывает только в богатых домах — хозяевам там завидуют, а ни одному слуге не верят. А дай, например, мне большое поместье, которое не объехать на коне, там бы всем жилось весело и ели бы все до отвала. Там бы и ты научился быть добрым человеком.
— Хвала Всевышнему, что, встретив тебя, Рамон, мы теперь знаем человека из такого поместья!
— Будь я твоим отцом, выпорол бы за твой язык, — надулся Рамон. — Но поскольку я всего лишь Рамон, мне этого не дано!
— Да тише вы! — умолял Том. — Будем друзьями. Зачем еще ссориться, когда на нашу долю и так хватает неприятностей!
— Возможно, ты и прав, — отозвался гаучо, — но иногда не мешает поточить язык, иначе жизнь становится как груда доброго мяса, но без щепотки соли!
В этом единственном в своем роде человеке было столько несообразного и противоречивого, что Глостер не знал, как его воспринимать.
Теперь они уже далеко углубились в безбрежное однообразие пампасов, и дни стали похожи один на другой. Первые двое суток путники объезжали стороной все встречавшиеся им ранчо. Но потом, когда, по их мнению, они миновали сферу досягаемости Негро, стали заезжать на каждую ферму.
Вопросов им никогда не задавали. Друзья спешивались у какой-нибудь
Трудно сказать, оставлял ли какой-либо след в этом водовороте жизни приезд и отъезд наших путешественников, но в течение всей поездки Тому жилось совсем неплохо — он всегда был сыт. В других отношениях жизнь была не такой приятной, особенно по ночам. Никогда в жизни Глостер не видал такие полчища блох, да еще кусачих. Хуже всех были ужасные «винчуки», которые сосали человеческую кровь безболезненно, и только потом укушенное место горело от оставленного ими яда. Вот почему поначалу ночи были неприятными, но впоследствии Том и к этому привык.
Они давно удалились от гор и затерялись на безбрежной равнине, по сравнению с которой обширные пастбища американского Запада казались совсем незначительными. День за днем неутомимая троица продиралась через это бесконечное зеленое море, и каждый день они видели одно и то же: со всех сторон — с севера, с юга, с востока, с запада — земля уходила за горизонт. Разве что изредка встречалась эстансия. Однажды они ехали целых три дня, не заметив и следа человеческого обитания. Невозможно выразить словами все однообразие такого путешествия, но Том от него совсем не страдал. У него было ощущение, что здесь, в безбрежных прериях, земля своею выпуклостью прижимает его к небу. Он чувствовал могучую силу Природы, которая облекала эту бесконечность в пышную растительность, позволяя прокормиться миллионам голов скота. И с каждым днем в нем росло унизительное ощущение собственной ничтожности. Его спутники почти все время проводили в разговорах, оттачивая и без того острые языки. Ехали рядом, почти не обращая внимания на Тома. То устремлялись вперед, то оставались позади. Иногда понижали голос, и тогда он был уверен, что они говорили о нем. У него в такие моменты горело лицо.
Потом Дэвид и Рамон переходили на другие темы, а Глостер снова чувствовал себя уязвленным. Ему никак не удавалось постичь образ мыслей юного Пэрри, это было выше его понимания. То ли мальчуган считал его просто ценным подспорьем в стремлении добраться до дому, то ли все же был ему по-настоящему преданным другом. Том не раз задавал себе эти вопросы, огорчаясь и сожалея, что взвалил на себя такую немыслимую ношу.
Настал день, когда гаучо, придержав коня, объявил, что видит вдали эстансию, однако мальчик наотрез отказался туда ехать.
— Мы уже в краях, где знают моего отца, — заявил он. — На этой эстансии я бывал. Знаю там половину народу, и меня там знают.
— Тогда почему бы не заглянуть туда и не начать день с доброй чашки чая?
— К чертям тебя и твой чай! — крикнул Дэвид. — Жить, что ли, не можешь без чая?
— Во всяком случае, не вижу никакого вреда.
— Когда-нибудь тебе это выйдет боком. Теперь послушай меня. Не пройдет и пяти минут после нашего появления на этой эстансии, как кто-нибудь помчится на быстром коне в дом моего отца.