Меч истины

Atenae

С этого, пожалуй, и нужно начинать. А пока Лугий сравнит стрелы и проверит табуны роксоланов. Может его кто-то из своих уложил, а вину свалил на амазонок?

Я попробовал спросить об этом у грозной воительницы, которая привела меня сюда. Она ожгла резким взглядом чёрных глаз, полным неподдельной и нескрываемой ненависти. В моей жизни было всякое, и убить пытались много раз, но чтобы так откровенно ненавидели, всё же нечасто случалось. Люди вообще на это чувство не слишком щедры.

Как и на настоящую любовь, впрочем. Тут уж нужны особые обстоятельства. У прекрасной Аяны они имеются?

Не знаю, какие народы встретились, чтобы породить такую чудесную смесь. У неё невысокое сильное тело, маленькая, крепкая грудь и длинные ноги. Волосы темные и густые, но не жёсткие, как у сарматки Мирины, а гораздо легче и тоньше. Великая Мать напоминает львицу – спокойную, жестокую. А вот Аяна похожа скорее… на молодую и яростную кобылу, из тех, что бешено косят и грызут удила. Опасная, без сомнения, но не хищной породы. Вот бы её с Лугием свести! На моей памяти, против его обаяния и золотых кудрей ещё никто не устоял. У него талант делать девушек счастливыми.

Так, вот ещё что удивительно! В общине встречаются женщины двух возрастов: взрослые, около сорока, и девушки не старше двадцати. Середины почти нет. Девушек называют Дочерьми, я склонен думать, что так оно и есть. Что же произошло в этих краях лет двадцать назад, когда появилось это удивительное поселение? Удастся ли узнать? Аяна же не относится ни к одной категории. Ей около тридцати. Слишком молода для Матери, и Дочерью быть не могла. А ненависти в её взгляде хватит на всех оставшихся амазонок.

– Почему ты опасаешься меня, женщина?

– Потому что ты лжёшь!

Вот это да! С чего бы так?

Аяна

Ты лжив, незнакомец! В тебе лжёт всё, даже то, о чём не помышляешь.

Лгут волосы. Они рекут: «Погляди, вот седина!» Но Визарий не стар. Эта седина – сплошной обман. Её нет в усах и короткой бороде.

Лжёт тело. Оно речёт, что муж этот – воин. Но есть меты, что не оружием оставлены. Вот эта на плече – от кнута. На моём теле такие есть, я знаю их слишком хорошо. И запястья в беловатых шрамах - он был рабом.

Впрочем, эти следы тоже лгут. У раба не бывает таких рук: с длинными пальцами, не ведавшими тяжёлой работы. Что можно делать такой рукой? Перебирать струны? Писать тонким пером? Рубить мечом?

А рвать платье на беззащитной они могут? Тискать бабу, ломать, чтобы покорной была? Чтобы твои следы синяками вспухали на коже? Это все вы можете, гады!

Одно в нём правда, и эту правду глаголет плоть: он пришёл сюда не за женщиной. Ни одна из подруг его не волнует. А что волнует?

Взволновали мои слова. Он открыл рот, и глаза стали горькие. Но ничего не сказал. Потому что и речи были бы ложью. А правда в том, что ему обидно. Или впрямь что-то может быть истиной в

муже, что назвался Мечом Истины? Я стану приглядывать.

Утром Мирина велела его выпустить. Сказала сопровождать, куда бы ни пошёл.

– Можешь убить, если поймёшь, что у него на уме.

Понять бы ещё, что! Он весь – загадка.

С вечера похолодало, а ночью прошёл дождь. Это хорошо, он напоит пастбища. Но чужаку было зябко, тело выдавало. Сам виноват, зачем рубашку снимал? Ни один мужик не признается в глупости или слабости!

– Холодно, - молвит вдруг Визарий. – Впрочем, сам виноват.

И усмехается непонятно. Снова ложь! Он лжёт, будто правду сказал.

Попросил провести его к лошадям. Сегодня табун пасся за крепостью. Так приказала Великая Мать. Кто знает, что учинят сарматы, замучив Зарину? Я повела его мимо конюшен и амбаров с зерном. Он глядел пристально, и я сама вдруг увидела, что в одном месте крыша прохудилась. Бабы не могут хозяйничать без мужиков, это ты хочешь сказать?

Поворотился ко мне:

– В крепости никогда не бывали воины?

Это правда, но как он выведал?

Морщится:

– Аяна, вас слишком мало для защиты такого сооружения. Сколько амазонок могут держать оружие? Едва ли сотня? И многие – совсем девочки! – оглядывает стену. – Это римский форт. Обычно в таком стоит когорта – тысяча воинов. Или пять сотен конных. Никто не пытался нападать на вас, потому что этого не знают. Но и вы не знаете тоже. Случись что, эту крепость вам не удержать.

Не об этом ли сказывала Мирина, когда дозволяла его убить?

– В крепости был один воин, - говорю я нежданно для себя. Тяжко вспоминать Первую кровь.

– Но он отсюда не вышел, - горько усмехается Визарий. И глядит себе под ноги. – Но ты всё же запомни, что я сказал. Ведь это ты командуешь обороной?

За табуном сегодня приглядывала Ида и другая Дочь помладше. Иду я сама наказала за болтливость. Кто же знал, что чужака понесёт к лошадям?

Да только на табун Визарий глядел больше, чем на Дочерей. Присел на корточки, сощурился, и глаза стали пристальны.

– Держите только кобыл? Это тоже часть веры Дев Луны?

– Кобылы резвее, - говорит речистая Ида.

Визарий кивает:

– А жеребятами можно торговать. Часто продаёте приплод?

– Каждый год, - встревает светленькая Дочь-подлеточка. Моё молчание она сочла разрешением поболтать с мужчиной. И эта туда же! Всех подруг ровно колотун бьёт с тех пор, как он здесь. И все в сторону Богининого храма взгляды кидают. Ох, наживём беды с таким-то пленником!

– Сарматы покупают? – снова молвит он. И глаза добрые, ласковые. Тьфу!