Меч Королей
Шрифт:
Хеорстан согнулся над коротким мечом, а я, не обращая внимания на жуткую боль в плечах, обеими руками рванул сакс вверх. Хеорстан вскрикнул, а потом захрипел и затих, медленно оседая. На полу алела кровь. Хеорстан смотрел на меня, его рот то открывался, то закрывался, а глаза наполнились слезами.
— Ты обещал сохранить мне жизнь!
— Обещал, только не сказал, сколько именно тебе осталось жить.
Он прожил еще несколько мучительных минут и в конце концов истек кровью. Меревала потрясла не смерть Хеорстана, он видел достаточно смертей, не волновали
— Я считал его другом! Как ты узнал?
— Я не знал, — ответил я, — но мне нужно было понять, не раскрыт ли наш план. Поэтому я отправил Финана на юг.
— Но план раскрыли! — возмутился Меревал. — Почему ты не остановил тех людей?
— Конечно же, потому что хотел, чтобы они добрались до Тотехама, — сказал я, протирая Осиное жало тряпкой.
— Ты хотел, чтобы они... — начал Меревал. — Но почему? Во имя Господа, почему?
— Потому что я рассказал тебе и Хеорстану о фальшивом плане. Я хотел, чтобы о нем узнали враги.
— И как же мы поступим на самом деле? — спросил Меревал.
И я рассказал. А на следующий день мы отправились на войну.
Часть четвертая
Вздох змея
Глава одиннадцатая
Рассвет принес туман, который стелился над лугами, плыл вдоль римских стен и растворялся в дыму очагов Верламикестера. Воины вели в поводу лошадей по улицам города, возле деревянной церквушки воинов благословлял священник. Многие встали на колени, выслушали прочитанную скороговоркой молитву и дождались прикосновения пальцев ко лбу. Женщины несли ведра с водой из городских колодцев.
Никто не попытался покинуть город короткой летней ночью. Меревал удвоил количество часовых у ворот Верламикестера и на стенах. Эти люди останутся в качестве небольшого гарнизона, а остальные сто восемьдесят человек под моим командованием и двести воинов во главе с Меревалом атакуют врага в Лундене.
Когда рассвет посеребрил туман, я давно уже не спал. Я натянул кольчугу, пристегнул позаимствованный меч, а потом просто сидел, наблюдая, как мужчины уходят сражаться, а женщины их провожают.
Бенедетта подсела рядом со мной на скамейку, стоявшую на улице, ведущей к широкой площади перед большим домом. Она молчала. Алайна, теперь везде следовавшая за ней, села напротив и с тревогой смотрела на нас. Она где-то нашла котенка и гладила его, но ни на минуту не сводила с нас глаз.
— Значит, ты уйдешь сегодня? — наконец спросила Бенедетта.
— Да.
— Почему не завтра? Не послезавтра?
У меня не было ответа, и я промолчал. С крыши слетела ворона, поклевала что-то на площади и снова улетела. Это предзнаменование? В то утро я пытался прочитать все знаки, наблюдал за каждой птицей в тумане, пытался вспомнить свои сны, но ничто не имело смысла. Я вытащил чужой меч и посмотрел на клинок, размышляя, нет ли послания в тусклой стали.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Бенедетта.
— Болит немного, пустяки.
Мое тело потеряло подвижность, плечи и мышцы рук ныли, ссадины жгли, щека распухла, в голове пульсировало, грудь — сплошной синяк, а может, и сломаны ребра.
— Тебе не следует идти, — твердо сказала Бенедетта и, когда я не ответил, повторила: — Ты не должен идти, это опасно.
— На войне всегда опасно.
— Вчера вечером я разговаривала с отцом Одой. Он сказал, что твой план — безумие.
— Безумие, — согласился я. — Но отец Ода хочет, чтобы мы атаковали. Именно он убедил Меревала атаковать.
— Но он сказал, что это безумие Божие, так что ты благословлен. — В ее голосе звучало сомнение.
Безумие Божие. Может, поэтому боги не послали никаких знаков? Потому что это безумие христианского бога, а не моих богов? В отличие от христиан, которые настаивают на ложности всех остальных богов, даже утверждают, что их не существует, я всегда признавал силу пригвожденного бога. Так может, христианский бог дарует нам победу? Или мои боги, разозлившись, что я питал эту надежду, накажут меня смертью.
— Но Бог не безумец, — продолжила Бенедетта, — и он не хочет, чтобы ты погиб.
— Христиане годами молились о моей смерти.
— Значит, это они безумцы, — сказала она с полной уверенностью, а когда я улыбнулся, разозлилась.
— Почему ты уходишь? Скажи мне! Почему?
— Забрать свой меч, — ответил я, потому что действительно не знал ответа на этот вопрос.
— Значит, ты безумец, — категорично произнесла женщина.
— Неважно, пойду ли я, — медленно проговорил я, — но мне не следует брать с собой других.
— Потому что они погибнут?
— Да, потому что я поведу их на смерть. — Я замолчал и по привычке потянулся к молоту на шее, но его, конечно, не было. — Или к победе? — добавил я.
Она услышала сомнение в моих последних словах.
— А сам-то ты во что веришь в глубине души? — спросила Бенедетта.
Я не мог признать правду. Мне очень хотелось сказать Меревалу, что мы должны отказаться от нападения. Самое простое — позволить Этельхельму и Этельстану сразиться, а самому отправиться домой на север, в Беббанбург.
И все же шанс был. Небольшая вероятность, что, если мы осуществим свой план, война может закончиться, еще не начавшись. Меревал поведет двести всадников на юг и атакует небольшой гарнизон Этельхельма в Тотехаме, а затем повернет к Лундену. На закате он приблизится к городу и, несомненно, встретит фуражные отряды, которые поспешат сообщить людям Этельхельма о приближении вражеских сил. Затем, когда стемнеет, люди Меревала зажгут на пустошах в трех милях к северу от города как можно больше костров. Огни этих костров, несомненно, убедят городской гарнизон в том, что началась осада, и на рассвете они будут смотреть на север, готовясь выслать патрули на разведку, и следить, чтобы все воины были на стенах.