Мед его поцелуев
Шрифт:
— Возможно, это так. И все же приношу свои извинения. Позвольте мне нанять дилижанс, который отвезет вас с матерью от Эдинбурга до Лондона? Вы не должны расплачиваться за эту поездку.
Пруденс вскинула голову, гордая, как королева.
— Я не приемлю милостыни, милорд.
Он вздохнул.
— Считайте это извинением.
На ее лице ясно читалась война между гордостью и практичностью. В конце концов, привлекательность частной кареты оказалась сильнее перспектив загруженного почтового дилижанса.
— Что ж, хорошо. Мы будем готовы выехать после ленча.
Он поклонился
Глупый вопрос. Даже сейчас, когда Пруденс была уязвлена ими обоими, его мысли занимало то, как Эмили переживет потерю подруги, а не то, в каком положении окажется Пруденс после расстройства назначенного брака.
Он услышал шаги Эмили за спиной.
— Было очень благородно предложить ей карету.
В ее тоне впервые звучало уважение. И благодарность… Ее смягчившийся голос согрел его. Если бы она всегда говорила так, он был бы готов утонуть в ее голосе.
Но в его планы не входила потеря себя в блаженстве, которое могла бы подарить Эмили.
— Кажется, я велел вам оставаться в гостиной.
Тепло ее голоса сменилось жаром раскаленной печи.
— А я предупреждала вас, что покорность не входит в число моих добродетелей.
— Тогда, похоже, мы в тупике.
— Согласна, — ответила она.
Малкольм хотел поцеловать ее, сломать ее защиту. Но он не мог себе этого позволить и сопротивлялся каждому порыву, если намеревался остаться верен долгу, вынудившему его искать жену.
Поэтому он зашагал прочь. Но последнее слово все-таки оставил за собой:
— Выбор прост, дорогая. Разорви нашу помолвку, или я увижу тебя у алтаря.
Глава одиннадцатая
Спустя несколько часов после ужина Эмили мерила шагами гостиную. Чай подали пять минут назад, но наслаждаться им ей пришлось в одиночестве. Августа и Луиза покинули ее.
Она практически умоляла их остаться. Весь день она провела, размышляя, как отделаться от Малкольма, но знала, что для разрыва помолвки потребуется поистине отвратительный и скандальный поступок. Совершить нечто шокирующее было бы проще, если бы их матери не присматривали за ними.
Но встреча с Малкольмом наедине рождала иные риски. Если его чары не развеются, сложно будет следовать своему плану и не поддаться желаниям, которые появились при первой ссоре.
Поэтому, когда Августа поцеловала ее в щеку, Эмили схватилась за ее руку, словно ребенок.
— Матушка, вы ведь не оставите меня без присмотра?
— Если он поведет себя неподобающе, бей его кочергой, — сказала Августа. Луиза подавила смешок. — Хотя до этого, думаю, не дойдет.
— Он развратник, — запротестовала Эмили. И покраснела, но не смягчилась, когда Луиза приподняла бровь.
— Ты уже помолвлена и выйдешь замуж, как только Алекс вернется из Эдинбурга. И я не вижу ничего плохого в том, что ты останешься с ним одна. К тому же, чем больше времени вы проведете вместе, тем меньше шансов, что кто-то из вас сбежит.
Свои аргументы против Эмили оставила при себе. Ее мать ясно дала понять, что она на стороне поборников брака, и не отступит, пока они не соберутся друг друга убивать. И даже тогда она предпочтет, чтобы убийство произошло после свадьбы.
Эмили знала, что не права, но ей было все равно. Еще она знала, что безопаснее уйти, пока из обеденного зала не вышли Малкольм и его братья, но не хотела сбегать в свою комнату, словно наказанный ребенок. «Начинай так, как хочешь продолжить» стало рефреном дня. Эмили не могла позволить ему привыкнуть к тому, что она отступает после каждой битвы.
Если бы Малкольм прислушался к голосу рассудка и согласился разорвать их помолвку… Она не могла быть инициатором разрыва — при том, что леди Харкасл воспользуется любым поводом, чтобы уничтожить ее за то, что та отняла у Пруденс возможного мужа, Эмили оставалось надеяться лишь на то, что виноватым окажется Малкольм.
Она вздохнула. Слишком наивно было ожидать, что он это сделает, отчасти потому, что и ее есть в чем упрекнуть. Он не позволит себе запятнать репутацию, если только брак с ней не окажется хуже последствий возможного разрыва. И даже в этом случае репутация Эмили не останется чистой — леди Харкасл наверняка расскажет всем знакомым, как Эмили и Малкольма застали в библиотеке.
Эмили остановилась у сервировочного столика и налила себе еще чаю. Если она расскажет Малкольму о своих сочинениях, достаточно ли это ужаснет его, чтобы отказаться от предложения?
Весь день она обдумывала эту мысль. С точки зрения логики политик не мог позволить себе жену, которая пишет любовные романы, особенно сатирические, как тот, что она издала прошлой весной. Малкольм был логиком. Если она расскажет ему, он тут же поймет, что они несовместимы.
Но что, если он не откажется? После свадьбы она сама и все, что она делает, станет его собственностью. По закону она перестанет существовать по собственной воле — и он может запретить ей писать или законно уничтожить все, что она написала. Или конфискует все средства, которые дают ей книги, поскольку иное не оговорено в брачном контракте. Она будет зависеть от него куда сильнее, чем от Алекса.
И если он узнает о ее писательстве, он будет наблюдать за ней внимательнее, чем Алекс. Все мечты о том, что когда-нибудь ее писательский талант признают, погибнут в миг, когда на ее пальце окажется его кольцо.
После этого надежды на свободу у нее уже не будет.
Эмили отпила чай, который больше напоминал сироп, после того как в задумчивости она добавила в чашку пять кусочков сахара. Как жаль, что всего этого нельзя обсудить с матушкой. Августа, когда дело касалось мужчин, проявляла немыслимую проницательность и могла бы помочь Эмили заполучить любого жениха из общества, выкажи Эмили интерес. И наверняка могла бы дать тысячу советов в сложившейся ситуации, но советов скорее о том, как спасти помолвку, а не расторгнуть ее. К тому же Августа тоже не знала о том, что Эмили занимается сочинительством. Если брака удастся избежать, Эмили потребуется место, где можно укрыться. И откровенность с матерью может стоить ей последнего убежища.