Мед его поцелуев
Шрифт:
— Осторожно с клятвами, леди Карнэч. Вы уже клялись никогда не выходить замуж.
Французский акцент Мадлен усиливался, когда она веселилась, а свадьба Эмили смешила ее так, что речь герцогини напоминала лепет только что прибывшей эмигрантки.
— Вы клялись в том же, герцогиня.
Элли поднялась и отбросила салфетку.
— Может быть, пройдем в гостиную? Если уж молчать о браке Эмили, то лучше с чашкой чая и в удобном кресле.
— Насчет удобного кресла я ничего не обещаю, — предупредила Мадлен, проводя всех
Насчет стульев и кресел она оказалась права. Пыль из них не вылетала, но сиденья износились настолько, что, похоже, полностью состояли из слежавшейся пыли на месте того, что когда-то было набивкой. Эмили опасливо опустилась на древний стул, который, казалось, был родом из тех времен, когда Джеймс Первый объединил английскую и шотландскую короны.
— Вы долго намерены оставаться в Шотландии? — спросила она.
Мадлен поправила юбки, усаживаясь в древнее кресло и игнорируя громкий стон древнего дерева.
— Еще на неделю, наверное. Мы с Элли составляем список всего, что нужно здесь заменить, заново обить, перекрасить, восстановить… Только на пергамент уже ушло целое состояние.
— И мне действительно нравится тратить деньги брата, — сказала Элли, усаживаясь рядом с Эмили на кушетку.
— Не настолько, как нам с Мэри нравится тратить их на новые платья, — вмешалась Кейт. Близняшки сидели на паре табуретов и выглядели идеальными придворными дамами. Элегантные белые платья странно подходили поблекшей парче на стенах гостиной.
— Ваши платья в здешних горах лишь пропадают попусту, — заметила Эмили.
— О, это нам безразлично, — сказала Мэри. — Что угодно лучше жизни с нашим отцом.
Она обронила это как бы между делом, но репутация предыдущего герцога была так широко известно, что Эмили могла лишь рассмеяться.
— Кстати, о том, что попусту пропадает в горах. Когда вы с Малкольмом решили возвратиться в Лондон? — спросила Мадлен.
— Я предпочла бы откладывать отъезд как можно дольше, — сказала Эмили.
Элли приподняла бровь, но в эту минуту вошел слуга, и свой комментарий она придержала, пока он располагал сервировочный столик с чаем возле кресла Мадлен. Мадлен поблагодарила его с безупречной вежливостью и помешала листья в заварочном чайничке так привычно, словно всю жизнь только этим и занималась.
Эмили редко подавала чай. Она умела, конечно же, но в доме Солфорда чаепитием заведовала только матушка. Даже теперь, когда Эмили стала леди Карнэч, слугами распоряжалась не она, а свекровь. И ситуация, с ее точки зрения, не требовала изменений — днем легче было писать, и Эмили не хотела жертвовать книгой ради составления обеденных карточек и разговоров с домоправительницей.
Но, глядя на Мадлен, она размышляла о том, каково это.
Как только слуга ушел, Элли подпрыгнула.
— Твое желание остаться в горах означает, что ты нашла ответы на мои предыдущие вопросы? Или, наоборот, решила сбежать от них?
Эмили на миг растерялась. Мадлен улыбнулась Элли.
— Ставлю на то, что решила сбежать. Если ты думаешь, что Эмили поняла, почему ее тянет к Карнэчу, ты, наверное, добралась до запасов шерри без моего ведома.
— Эмили не глупа, — протянула Элли. — Она наверняка уже разобралась в природе притяжения.
Мадлен и Элли сблизились во время совместного путешествия, и теперь они были близки настолько, что у них появились личные, лишь им двоим понятные шутки, как раньше было у Эмили и Мадлен. И ревность придала голосу Эмили резкости.
— Вы не могли бы перестать говорить обо мне так, словно меня здесь нет?
— Только тогда, когда ты ответишь на вопросы, которые я задала тебе незадолго до твоей свадьбы, — ответила Элли, принимая из рук Мадлен чашку чая. — Чего ты хочешь от Карнэча? И что случится с твоим писательством?
— Ты спрашивала, что меня к нему привлекло, а не чего я хочу, — упрямо поправила Эмили.
Элли отмахнулась от этого уточнения.
— Тема остается той же. Зачем оставаться в горах, с ним наедине, если ты ничего от него не хочешь? Если ты готова пожертвовать всем ради компании одного-единственного мужчины, он наверняка тебе небезразличен.
Эмили потянулась к чашке с чаем, чтобы сгладить паузу и подобрать слова. И сама почувствовала вкус лжи на губах, когда ответила:
— Дело не в том, что я хочу проводить с ним время. Я просто не хочу возвращаться в Лондон.
— Будь я Фергюсоном, я бы сказала «дерьмо», — отозвалась Мадлен.
— Театр никак не исправил твоего лексикона, верно? — спросила Эмили. Прошлой весной Мадлен несколько недель тайно играла на сцене, там они и познакомились с Фергюсоном. Атмосфера, которой Мадлен наслаждалась, расширила ее познания в областях, которые были неприемлемы для приличного общества.
Мадлен улыбнулась.
— Фергюсон выражается куда хуже. Но ты же любишь Лондон — неужели у тебя появилась причина его бояться? Ты узнала нечто новое о лорде Кэсселе?
Эмили посмотрела на близняшек. Она не знала, можно ли им доверять. Элли заметила ее взгляд и жестом привлекла внимание сестер.
— Брысь, девочки. Взрослым нужно кое-что обсудить.
— Нам уже двадцать один год, — гордо вскинулась Мэри.
— А мне почти тридцать, я древняя карга, на что вы так мило вчера указали, — ответила Элли. — Так что оставьте старух наслаждаться чаем и идите поиграйте в бирюльки или во что там вы, детки, играете.
Кэйт показала сестре язык, но, судя по улыбкам девушек, они не обиделись. Сестры вышли, закрыв за собой дверь.