Мед его поцелуев
Шрифт:
И тогда он поцеловал ее.
Паника не исчезла, но отступила ровно настолько, чтобы она могла ответить на поцелуй.
Он ощутил ее напряжение. И отстранился.
— Ты готова?
От этих слов она почти пропала. Нить чувственного обещания все еще звенела в его голосе. Но когда в последний раз кто-то так беспокоился за нее? Не о ней, а за нее!
— Я… — Она перевела дыхание. — Хотела бы быть… но я… это…
Она растеряла все слова. Эмили Стонтон никогда раньше не запиналась. Возможно, став леди Карнэч, она больше никогда не сможет найти нужных слов. От мысли об этом паника закипела снова.
Он нежным движением убрал прядку волос с ее лица.
— Все будет хорошо, дорогая. Я всегда позабочусь о тебе.
Она слегка кивнула, коснувшись щекой его ладони.
— Я готова, — сказала она.
И это было ложью лишь отчасти.
Улыбка, которую она увидела, прежде чем он поцеловал ее вновь, была полна радости и с трудом сдерживаемого желания. Она заставила себя справиться со страхом, позволить телу получить контроль над разумом и поддаться порыву обнять Малкольма за шею. Она привлекла его ближе, углубила поцелуй, другой рукой поглаживая его по щеке.
Его руки уже приподнимали ее, чтобы добраться до пуговиц ее платья. Он не мог расстегнуть их все, мешала поза, в которой она сидела. Эмили проглотила его вздох, с которым Малкольм оторвался от ее губ.
— Может, позвать горничную?
— Сомневаюсь, что мой уважаемый предок звал слуг, — с разбойничьей улыбкой ответил он. — Повернись.
Она медлила.
— Доверься мне, — сказал он.
Эмили доверяла ему, по крайней мере в этом. Она повернулась к нему спиной и легла на живот. Платье запуталось у нее в ногах, а голову Эмили положила на скрещенные руки. То, что она не могла его видеть и не знала его намерений, должно было ее напугать.
Но вместо этого лишь создало простор для ее желаний.
Она ощутила, как он придвигается, прежде чем мускулы его бедер оказались прижаты к ее боку. Волосы Эмили были все еще собраны в высокую прическу, но он быстро с этим расправился, вытащив шпильки, чтобы запустить пальцы в волны ее волос.
— Ангел ты или дьявол? — спросил он, прошептав эти слова в россыпь золотистых кудрей.
Она вздрогнула. Малкольм убрал волосы с ее шеи, открывая пуговицы, которые уже расстегнул.
И перешел к следующим. Под ними на ней была сорочка, но он все равно целовал каждый открывшийся дюйм. Одна пуговица — один поцелуй.
На ее платье было сорок пуговиц.
Она считала по мере того, как он спускался все ниже. Эмили никогда не обращала внимания на застежки своих платьев, но, когда он припал в поцелуе к изгибу ее спины над ягодицами, она поняла, что больше никогда не оставит вопрос о застежках без внимания.
И вот ее платье было полностью расстегнуто. Она ощутила, как раздвигается ткань, открывая ему ее тело, но на ней еще оставались сорочка и корсет. Со шнуровкой Малкольм расправился быстро.
Затем прошептал ей на ухо:
— Твоя сорочка тебе дорога?
Она покачала головой. Но ему хватило и начала ее жеста. Он нетерпеливо отвел прочь кудри, упавшие ей на шею, когда Эмили дрожала под его поцелуями. И разорвал ее сорочку надвое.
Звук был варварским и эхом разнесся по комнате. Желания Эмили были ему под стать.
— Боже, Эмили, — выдохнул он, проводя ладонью по ее спине. И снова поцеловал впадинку над ее ягодицами, властно поглаживая их. Странная смесь властности и чувственности заставила Эмили извиваться на простынях.
— Прошу, — ахнула она, вцепившись в простыни, когда он прикусил зубами ее кожу, нежно посасывая место укуса.
И чувственное исследование сменилось всепоглощающим голодом. Она хотела коснуться его, отчаянно жаждала поцелуя и повернулась без приглашения, села, высвобождая руки из рукавов платья. Корсет упал, и Эмили отбросила его.
Разорванная сорочка все еще прикрывала тело. Эмили замерла, прижимая руку к груди.
— А ты не собираешься раздеться? — спросила она.
Он наклонился к ней, но, вместо того чтобы встать и начать раздеваться, подцепил пальцем манжету ее рукава.
— Ты уже однажды заставила меня раздеваться перед собой. Пришло время вернуть услугу.
Ее сводило с ума количество слоев одежды между ними: сорочка, платье, чулки, туфли, не говоря уже обо всем на нем — от галстука до застегнутых ботинок. Она жаждала увидеть его, ощутить все то, что он ей обещал.
Теоретически они могли не спешить. Они уже были женаты. И могли оставаться в постели так долго, как пожелают.
Эмили не хотела думать об этом времени как о десятках лет. Она хотела его как можно скорее, пока логика не вернулась на место. И она отлично знала, как его соблазнить.
Она откатилась от него и встала с кровати, прежде чем он успел ее поймать. А когда встала, позволила платью стечь на пол вокруг ее ног. Пинком отбросила обувь, затем запустила руки под сорочку, чтобы снять пояс чулок. Она наклонилась, снимая их с ног и открывая Малкольму чудесный вид на свое декольте.
Затем сделала шаг в сторону, оставив одежду лежать на полу. Малкольм вытянулся на постели, опираясь на локоть. Его взгляд не отрывался от ее пальцев, когда Эмили нагнулась, чтобы поднять подол своей сорочки. Сорочку она тоже могла бы спустить с плеч, но таившаяся в ней распутница советовала обратное.
Она поднимала сорочку, закрыв глаза и только чувствуя, как ткань открывает ее ноги, затем живот, затем ее груди. Его дыхание участилось, Эмили слышала, как он ерзает на постели, и улыбнулась, когда поднятая сорочка скрыла от него ее лицо.
Улыбка сменилась смехом, когда его рука внезапно обняла ее за талию.
Он поцеловал ее, и Эмили стало не до смеха. Она вцепилась в его галстук, он расстегнул жакет, затем жилетку, отрываясь от Эмили лишь для того, чтобы швырнуть очередную вещь в растущую на полу гору одежды. Туда же отправилась его рубашка, выдернутая из-за пояса штанов и сорванная через голову, оставив его обнаженным выше пояса, как и она.