Медноголовый
Шрифт:
— Вам-то, Старбак, наверно, чувство вины незнакомо?
— Мне? — вопрос озадачил капитана, — Я с ним живу.
— Интересно. Из-за чего же? Из-за того, что война вам по нраву?
— Я — закоренелый грешник.
— Ха! — признание позабавило майора, — Вы о жене кузнеца в Манассасе? Ну и глупо с вашей стороны. Чувство вины не должно сопутствовать тому, что заложено природой. Дерево же нее испытывает вины за то, что растёт? Птица за то, что летает? То, за что вы испытываете вину, есть не свидетельство вашей закоренелой греховности, а лишь следствие боязни одиночества.
Догадка Бёрда резанула по живому, и Старбак болезненно поморщился:
— Вас, что, совесть никогда не беспокоит?
— А я не отдаю свою совесть на откуп попам. Никогда не мог заставить себя долго слушать их блеяние. Господь Пресвятой, Старбак, если бы не война, вас бы уже рукоположили, и вы женили бы людей вместо того, чтобы их убивать!
Он засмеялся, тряся головой вперёд-назад. Ружейный выстрел грянул где-то позади. Бёрд оглянулся. Кавалеристы спешно прыгали в сёдла, готовясь встретить возможную опасность лицом к лицу. В отдалении появились конники янки. Продолжающийся дождь затруднял видимость. Бросалось в глаза облачко белого дыма, поднимавшееся с места, откуда был произведён выстрел. Звук дошёл мгновением позже после того, как пуля без вреда ухнула в грязь или затерялась в лесу. Расстояние было велико для ведения огня из карабина, которыми вооружалась кавалерия северян, и янки стреляли, полагаясь, скорее, на удачу, чем на меткость.
— Это сигнал для твоих парней, Нат. — весело подмигнул Старбаку Бёрд.
Майор имел собственную точку зрения на винтовочную стрельбу, придерживая в бою первый залп Легиона до последнего момента и требуя от застрельщиков меткости, поэтому Старбак неустанной практикой добился от своей роты смертоносной точности боя на зависть остальным легионерам. Некоторые бойцы роты «К», подобно Исайе Уошбруку или Уильяму Толби, казалось, были рождены с винтовкой в руках; у других, как у Джозефа Мея, совершенствование в непростом искусстве точной стрельбы шло туго. Впрочем, у Джо дела пошли на лад после того, как он получил очки в золотой оправе, снятые с мёртвого капитана-янки под Боллз-Блеф.
Майор Бёрд, сощурившись, окинул взглядом прямой отрезок дороги, рассекающий хвойный лес:
— Один точный залп, Нат, отобьёт у каналий охоту кусать нас за пятки, но надо помнить, что всемогущий и всевидящий Создатель даст нам лишь один шанс послать жалкие душонки этих янки в ад. — он хищно потёр сухие ладошки, — Надеюсь, получить от меня приказ, вы, капитан, не сочтёте для себя оскорбительным?
Старбак, которого позабавил кровожадный энтузиазм командира, заверил его, что почтёт за великую честь получить от него приказ, и немедленно скомандовал роте выбрать огневые позиции и зарядить оружие. В поле видимости находилась дюжина конных янки, остальных закрывали развалины дощатой гостиницы у поворота, из-за которого вылетели кавалеристы. Северяне палили из карабинов, не покидая сёдел, уверенные в том, что враг слишком далеко, чтобы им грозила сколько-нибудь серьёзная опасность. Конники южан стреляли в ответ, но пули их охотничьих ружей, трофейных карабинов и револьверов тоже летели в молоко.
— Четыреста метров! — объявил Труслоу.
Дистанция была велика для винтовок Легиона. Старбак считал, что вести огонь на расстояние более, чем двести метров, — без толку тратить пули. Конечно, если стреляли не Исайя Уошбрук или Уильям Толби. Однако даже на четырёхстах метрах в поражении цели не было ничего невозможного. Старбак зарядил свою собственную винтовку, скусив пулю с верхушки патрона, высыпал порох в ствол, отправил туда же бумажную обёртку и следом сплюнул пулю. Притопил коническое детище капитана Минье шомполом, тщетно пытаясь отплеваться от стоящей во рту пороховой кислинки, вернул шомпол обратно под ствол. Выудив из подсумка медный капсюль, надел на шпенёк замка. Капсюль содержал щепоть гремучей ртути, химиката капризного, детонирующего от малейшего сотрясения. Боёк замка, ударяя по капсюлю, вызывал вспышку, по каналу шпенька воспламенявшую порох в казённой части ствола.
Вражеская пуля подняла фонтанчик грязи, не долетев до роты метров тридцать. Нед Хант, ротный шут, осыпал не слышащих его янки градом едких колкостей, пока Труслоу не приказал ему заткнуться. Старбак встал на одно колено у дерева и сдвинул планку прицела сначала на четыре сотни, а затем, исходя из того, что неразогретый ствол давал недолёты, на все пятьсот.
— А ну-ка, ребята, очистите нам поле деятельности! — крикнул Бёрд южанам-кавалеристам.
Длинноволосые серомундирные всадники промчались мимо роты Старбака. Один из них добродушно посоветовал:
— Вы бы в них камнями лучше. От винтовок на таком расстоянии толку нет.
Янки у гостиницы добавилось. Некоторые спешились, другие палили из сёдел.
— Бьём по группе справа! — оповестил Бёрд, — Не забудьте дать поправку на ветер.
Старбак качнул ствол влево, учтя, что ветер дует с востока. Металл дула покрылся мелкими каплями мороси. Капитан поймал в прицел конника-янки.
— Считаю до трёх, потом огонь. — Бёрд стоял посреди дороги, глядя на врага в бинокль, подобранный под Манассасом, — Один!
Старбак старался удержать на цели прыгающую мушку.
— Два!
Капля попала Старбаку в глаз. Проморгавшись, капитан торопливо совместил прорезь прицела с мушкой.
— Три!
Рота, не сговариваясь, задержала дыхание и окаменела.
— Пли!
Пять десятков винтовок треснули в унисон, выбросив в воздух клубы порохового дыма. Приклад пихнул Старбака в плечо, детонировавший капсюль привычно обжёг ноздрю. Майор Бёрд отбежал в сторону от дымовой завесы и приложил к глазам бинокль. Одна из лошадей лишилась всадника, неподвижно лежавшего на земле, другая билась в агонии поодаль. Двоим конникам досталось несмертельно: раненые, они шевелились. Их товарищи дружно улепётывали.
— Отличная работа! — похвалил Бёрд, — А теперь стройсь и шагом марш!
— Как отстрелялись? — полюбопытствовал Старбак.
— Три человека и лошадь. Один поганец, похоже, убит.
— Из пятидесяти выстрелов? — разочаровался Старбак.
— Я где-то читал, — лучась довольством, просветил его майор, — что в эпоху наполеоновских войн одно попадание приходилось на две сотни выстрелов. С учётом этого, согласитесь, капитан, четыре попадания на полсотни выстрелов выглядит не таким уж плохим результатом?
Он залился отрывистым, лающим смехом, как всегда, качая головой вперёд-назад (за что его, собственно, и прозвали «Птичкой-Дятлом»). Отсмеявшись, он убрал бинокль и пояснил, что его так развеселило:
— Всего шесть месяцев назад, Нат, убийство вызывало во мне отвращение. А сейчас я рассматриваю убийство, как приемлемое средство достижения успеха, не более. Да, Адам прав, война меняет нас.
— Вы беседовали с ним?
— Ну, беседа предполагает обоюдное общение, а Адам просто излил на меня гной его воспалённой совести, стенал и упрашивал меня молиться вместе с ним. — Бёрд покачал головой, — Бедный Адам, ему не следовало надевать мундир.