Медвежий вал
Шрифт:
— Будет сделано, — заверил его Крутов и, попрощавшись, пошел в роты Еремеева, до которых было метров полтораста.
«Ну вот, работа организована», — думал он, а в голове неотступно стояло: «Жить проще». Да, Усанин не прав, но в его словах было что-то такое, что отвечало мыслям Крутова. Разве не казалась непереносимой боль разлуки с Иринкой, когда узнал, что ее нет? Но прошло время, смертная тоска ослабила свою хватку. А сейчас даже появилась Лена...
Впереди послышались голоса людей. Это оказались бойцы из пятой роты. С ними был и комбат, проверявший
— Не спишь, полуночник? — засмеялся Еремеев, крепко тиская руку Крутова.
— Пришел посмотреть да вас послушать, как вы будете петь ту же песню, что и остальные. Как у вас работа, товарищ майор?
— Работа, сам видишь, кипит. Сегодня всех на рытье поставил. Вот только не хватает...
— Лопат, кирок и еще ломов... — подсказал Крутов.
— Ломов бы не худо, нужный это инструмент. А не хватает мне, уважаемый Павел Иванович, толу!
— Толу? Зачем толу?
— Вот видишь, песня-то, оказывается, не та. Значит, терпи, пока сам не скажу, — сказал Еремеев и заговорил о том, как лучше организовать систему огня, чтобы добиться большей плотности. Ряды батальона после наступления поредели, а район обороны дан на полную уставную норму да еще приказано роту держать в резерве.
— Пройдемте посмотрим, — предложил Крутов.
— Погоди, успеем, — ответил Еремеев и повел его в сторону от окопов. Возле небольшого блиндажа они остановились.
— Чудак ты человек, — сказал Еремеев. — День и ночь по окопам шастаешь. Тебя в штабе и с довольствия, наверное, уже сняли?
Крутов пожал плечами.
— Заниматься только бумагами нельзя. Донесения и Зайков напишет не хуже меня. Сейчас главное здесь. Судьба обороны решается в окопах. Вот и толкусь: где помогу, где разъясню, а где и подтолкну. Штаб для того и создан, чтобы помогать командиру. Деревню Шарики небось не забыл? — засмеялся Крутов.
— У-у, я на тебя тогда здорово обозлился. Думаю, какого черта не в свое дело суется! А тут еще Черняков: «Я на вас надеялся!..» Вообще-то законное, справедливое дело. Не подтолкни нас тогда, так до утра и просидели бы... А все чертово самолюбие! Откуда оно только берется? Вроде бы и возраст такой, что пора бы поумнеть, так нет, прорывается, — признался Еремеев.
Говорил он об этом спокойно, как о деле, давно прошедшем, и как человек, оценивший его по справедливости.
— Со стороны глядя, все мы немного чудаки. Тогда, в Ранино, вы за батальоном побежали, думаете, не странно?
— Ну, иначе я тогда не мог!
— То-то и оно! Какие мы ни грешники по мелочам, а про основное не забываем. Все мы одно дело делаем, и хоть спорим между собой по разным вопросам, а все равно воз везем...
— До коммунизма далеко еще тащить...
— Война здорово нас отбросит, но ничего, мы не избалованы — дотащим...
На передовой что-то взорвалось и вдруг загрохотало так, что земля затряслась.
— Налет? — насторожился Крутов. — Надо узнать, что такое!
Мимо ног, шарахнувшись, промчался перепуганный заяц. Еремеев проводил его веселым взглядом.
— Сейчас до немецких окопов добежит со страху, еще сдуру на
— Пойдем узнаем, что такое? — настаивал Крутов.
— Не беспокойся, это мои работают, — успокоил его Еремеев. — Взрывным способом! Я ведь раньше и строителем был, по карьерам мотался. Приходилось породу рвать, чтобы потом экскаватором грузить. Ну, вот опыт и пригодился. Толу немцы в нашу землю насовали достаточно, только подбирай. Надо же его использовать...
Над передним краем взвились ракеты, заговорили вражеские пулеметы.
— Ишь, забеспокоился, — усмехнулся Еремеев. — Еще из минометов жарить начнет...
Однако минометы молчали, и офицеры, постояв немного, пошли к окопам. Бойцы, укрывшиеся было на время, уже приступили к работе.
— Так, пожалуй, дело быстрей пойдет, — сказал Крутов.
— Еще бы! Что иначе с этой мерзлотой делать, да еще без ломов? Костры на ней разводить? А так я спокоен — через три дня у меня все роты соединятся между собой по фронту окопом полного профиля.
— Придется и в другие батальоны об этом сказать.
— А где они толу возьмут?
— Где вы, там и они...
— Ну, мы... — Еремеев засмеялся. — Мы — другое дело! Мои ребята из-под носа у немцев целое минное поле стащили. Они поставили, а мы сняли. Ловкость рук...
В блиндаж, где жили офицеры штаба полка, Крутов возвратился во втором часу ночи. Там горел еще свет, слышался громкий разговор. Среди своих офицеров Крутов увидел гостя — капитана из отдела кадров дивизии.
— Наконец-то явился, — сказал Малышко. — Товарищ капитан, позвольте представить еще одного нашего офицера!
Раздевшись в своем углу, Крутов подошел к столу.
— Мы с вами знакомы. Если помните...
— Еще бы! — протягивая руку, сказал капитан. — У меня память на людей хорошая.
Прерванный разговор возобновился. Речь шла о Москве. Оказывается, капитан только на днях оттуда. Крутов почти не знал Москвы и поэтому, прислушиваясь к разговору. порой с интересом взглядывал на собеседников: как можно удивляться тому, что в каких-то переулках что-то изменилось, исчезло, приняло иной вид. Каждый город меняется и будет меняться. Впрочем, если бы речь шла о Хабаровске, в котором Крутов жил, тут бы и он не утерпел, порасспросил бы... Настроившись на воспоминания, он машинально ел суп из котелка.
Малышко толкнул его в бок и шепнул:
— Завтра генерал приедет, награды выдавать будет!
— Кто говорил?
— Хм, чудак! А капитан зачем здесь, как думаешь?
Гость достал портсигар, протянул офицерам:
— Угощайтесь, товарищи! Московские...
Повертев папиросу, капитан быстрыми ловкими движениями размял ее и потянулся к лампе прикурить.
— Знаете, — улыбаясь, сказал он, выпуская колечко дыма и любуясь им, — я в Москве не был года полтора. Совсем не то, что было в начале войны. Народ по-другому смотрит, понимаете! Уверенно смотрит. Уже поговаривают не об освобождении какого-то города, а о полном изгнании врага за пределы нашей страны.