Медвежья волхва
Шрифт:
Ведана потянула медленно сбитень из кружки. И вдруг прислушалась к чему-то, хоть Медведь ничего особого не услышал. Насторожилась, не говоря ни слова, повернулась к окну, уже плотно закрытому, но ещё пропускающему слабые звуки, которые не давали забыть о том, какая пурга сейчас хозяйничает во всей округе Беглицы.
— Дышать нечем, — вдруг проговорила она торопливо. — Открой.
И метнулась к окну, вцепилась в волок, дёргая его с бестолковым упорством.
Медведь бросился за ней, успел придержать, чтобы не сильно ударилась о пол, падая на колени. Едва сумел оторвать её пальцы от волока и открыл его сам. Немного, чтобы не сильно мело в него. Но волхва рванула задвижку
И стало страшно: а Медведь мало чего боялся в своей жизни. Но сейчас он не понимал, что происходит, не знал, что делать, и не мог добиться ответа от Веданы, которая сидела, чуть откинув голову. И ледяные потоки лизали её влажную шею, качали слегка растрёпанные волосы у висков. Медведь сходил за одеялом и вновь укутал её плечи. Сунул руки под него, обхватывая волхву, прижимая к себе: а вдруг кинуться из окна вздумает? Пролезет легко даже в небольшой проём, ведь хрупкая такая, словно мирты её не кормили толком у себя. Не ушибётся, конечно, да мало ли что…
И Ведана помалу расслабилась в его руках. Откинулась спиной ему на грудь, отстранившись от окна.
— Прости, — шепнула.
— За что? — он улыбнулся ей в затылок, задыхаясь от желания распустить её волосы и погрузиться в них обеими горстями.
— За то, что напугала, — она накрыла его руки своими и чуть надавила, заставляя скользнуть ладонью по оголённой коже, ощущая звенящую остроту её — не тепло, не мягкость — а напряжение, словно она была натянута на кудес.
— Всё хорошо, — Медведь прикрыл глаза, когда особо юркий порыв ветра ворвался в беспощадно открытое окно и ударил в лицо.
А Ведана всё дышала глубоко и вынуждала касаться себя на самой грани. Когда спустишь ладонь ещё немного — и ощутишь мягкую округлость груди с упругим камешком соска под тканью.
— Завтра я проверю, пропали следы Забвения или нет, — заговорила она о другом, уже помалу приходя в себя, но ещё не двигаясь с места. — Сегодня ещё рано. Но, кажется, я смогла закрыть брешь, что ещё оставалась здесь.
— Хорошо. Хорошо… — повторил Медведь.
И тут она задрожала, наконец-то замёрзнув. Он оттащил волхву подальше от окна, усадил едва не под бок печи, продолжая держать в тисках собственных рук. Так они посидели неведомо сколько — и Медведь чувствовал себя единственной опорой, за которую держится Ведана, чтобы не упасть в непостижимую для него бездну. И он готов был этой опорой сколько угодно. Лишь бы чувствовать, как бьётся её сердце под тонкой кожей, в хрупкой клетке рёбер — почти в его ладони.
Но сквозь несмолкающий голос вьюги и почти ощутимый скрип ползущих по небу туч донёсся до притуплённого слуха топот в сенях. Громкие голоса нескольких мужчин. Медведь встал, отпуская Ведану, повернулся к нежданным в такую непогоду гостям. И натолкнулся сразу на несколько сумрачных взглядов, одним из которых был взгляд старейшины Видослава.
Он был вместе с братом своим младшим Яром, который, ещё не успев семьёй своей обзавестись, всё бегал за старшим собачонкой. Видать, науку впитывал. И был тут сын его средний, детина крепкий, хоть ещё и молодой, всего на одну зиму Крижаны старше. Они все обвели взглядами избу и остановились, как один, на Ведане, что сидела у печи, силясь скорее прикрыть оголённые плечи одеялом. Вид такой, что мужи, верно, себе уже много неверного подумать успели, да Медведю, признаться, всё равно было. Но Видослав всё ж удивил. Быстро прошёл через избу и остановился возле волхвы. Дёрнул вниз край одеяла и брови вскинул, как узнал, что та всё ж одета.
— Ты чего творишь? — Медведь поймал его за грудки.
Оттолкнул вовсе не почтительно. Не так надо бы со старейшиной обращаться. Не так разговаривать, да тот сейчас и сам мало на умудрённого мужа походил. Скорее на мальца, осерчавшего от пренебрежения.
— Я знать хочу, что вы тут творите, — осклабился Видослав. А молодчики его тоже вглубь дома двинулись, угрожающе переговариваясь и явно собираясь и напасть, если придётся.
— А я знать хочу, чего это ты в мой дом заявился так, словно я у тебя украл что, — не поспешил с ответом Медведь.
Ведана попыталась было подняться с лавки, но он ладонь чуть приподнял, останавливая её. Пусть сидит, сил набирается и не тревожится ни о чём. И уж всё, что старейшина ему сказать хочет, вовсе не ей выслушивать. Потому Медведь подхватил мужика под локоть и силой повёл обратно в сени.
— Теперь говори по порядку, чего пришёл? — он встал к Видославу близко, давя его так явственно собственной неожиданно возросшей внутренней силой так, что тот едва не приседал. — Если снова Крижану передо мной нахваливать и нарочно её мне в руки пихать, то оно мне не надо вовсе. Не собираюсь я покамест никого в жёны брать. И за меня то решать не нужно.
— Что она делает в твоей избе? — не стал говорить о дочери Видослав. — Какие обряды творит?
— Она делает то, что нужно. И на благо нам всем.
Но Медведь смолк, невольно задумавшись, откуда старейшина знает, что она и впрямь некую волшбу здесь творила. Не мог же он просто почуять: никогда Видослав даже жрецом не был. Не волховал. Кому даётся умение и право такое богами, а кому и нет — и в том ничего зазорного.
— Я всё больше думаю, что надо отправить её туда, откуда она пришла, Медведь, — на удивление доверительно и спокойно поведал Видослав. Но только взгляды родичей его, что вывалились в сени следом, остались столь же неприветливыми. — Мы голос какого-то зверя слышали вкруг избы. И шаги. А после у нас бычок молодой в сарае точно взбесился. Проломил дверь и убёг в лес. Только и видели его. Как хотели нагнать — не смогли. Теперь будет волкам пожива. И у соседей, у Ратмичей, то же самое стряслось: до сих пор где-то в округе бродят, корову свою ищут. Кабы сами не сгинули.
И как бы ни пытался Медведь себя в том убедить, что не могла быть Ведана виной тому, что случилось, не могла она недобрую силу какую вновь из Забвения вытянуть, а всё равно кольнуло сомнением так, что захотелось руку к груди прижать. Там, где толкнулось остриём беспокойство и разочарование даже. Пока отдалённое, но нарастающее.
— Не говори ерунды, Видослав, — всё же проговорил он, задавив в себе первый всплеск недоверия к волхве. — Ведана вместе с Младой ото многих бед нас уберегли. Многим пожертвовали и многое пережили, чтобы найти тот путь, что их ждал. И сейчас она хочет найти то, что не даёт нам покоя. Что угрожает нам. А вы пытаетесь её обвинить, только пустив в Беглицу.
— Ты слышишь себя, Медведь? — воскликнул старейшина, делая шаг к нему. Махнул рукой в сторону двери, за которой сидела сейчас Ведана и, верно, слышала, если не всё, то многое. — Она что же, тебе сразу голову задурманила? От того только больше подумать можно, что ведьма она. Что Забвение это, с которым она соприкасается, чернит её душу.
— Ты и меня зацепить своим гневом хочешь? Не мели чепухи!
И, кажется, Медведь с места не двинулся, а сын и брат Видослава сомкнули тиски своего надзора с обеих сторон, угрожая. Да он-то как раз разума ещё не лишился. И как втолковать это тем, кто пытается виновных хоть где-то найти? Хоть в пришлой волхве, хоть в своём же сородиче.