Мегрэ и Клошар
Шрифт:
– Другими словами. вы стали совладельцем, женившись на ней, так что ли? Баржа была её собственностью?
– А что в этом необычного? Мы заключили брак вполне законно, перед бургомистром и кюре.
– А до этого "Зварте Звааном" командовал её отец?
– Да, моссье. Старый Виллемс...
– У него не было других детей?
– Нет, моссье...
– А что стало с его женой?
– Она умерла за год до этого...
– Вы уже работали на борту?
– Да, моссье...
– И как долго?
– Виллемс нанял меня, когда скончалась его супруга. Это было Оденарде.
– А до этого вы подвизались на другом судне?
– Да, моссье. На "Дрие Геброудерс".
– Почему же ушли оттуда?
– Потому что это была баржа-развалюха, которая почти и не ходила во Францию, да и перевозила в основном уголь.
– А вы не любите такой груз?
– Уж очень много грязи...
– Итак, примерно три года тому назад вы появились на "Зварте Зваан". Сколько лет тогда было Аннеке?
Услышав свое имя, она с любопытством посмотрела на них.
– Восемнадцать лет, не так ли...
– И у неё только что умерла мать.
– Да, моссье. Как я вам уже сказал, в Оденарде.
Он прислушался к тарахтению мотора, посмотрел на берег, пошел что-то сказать брату, который после этого замедлил ход, чтобы пройти под железнодорожным мостом.
Мегрэ терпеливо разматывал клубок, стараясь не порвать эту появившуюся тонкую нить.
– Значит, до этого они вели дело по-семейному. После смерти матери потребовалось взять кого-то со стороны. Так?
– Все правильно.
– Вы занимались двигателем?
– Не только, всем остальным тоже. На борту надо уметь делать все.
– И вы сразу же влюбились в Аннеке?
– А вот это, моссье, вопрос уже сугубо личный, верно? И он касается только меня и её.
– Когда вы поженились?
– В будущем месяце исполнится как раз два года.
– А когда умер Виллемс? Это его портрет висит на стене?
– Он самый.
– Так когда он умер?
– За шесть недель до нашей свадьбы.
Мегрэ все больше и больше казалось, что он продвигается вперед обескураживающе медленно, но он вооружился терпением, выделывая словесные круги и неумолимо сжимая их, проявляя, однако, осторожность, дабы не спугнуть фламандца.
– Оглашение о предстоящем бракосочетании* состоялось, когда Виллемс уже скончался?
___
* Обычно это происходит в мэрии и церкви.
– У нас эти объявления делаются за три недели до свадьбы. Не знаю, как это происходит во Франции...
– Но о браке уже была договоренность?
– Надо думать, ведь мы поженились.
– Будьте любезны, задайте этот вопрос вашей жене.
– С чего бы вдруг я стал спрашивать её об этом?
– Иначе я буду вынужден сделать это через переводчика.
– Ну что же...
Он чуть не сказал: "Валяйте!"
И тогда Мегрэ попал бы в очень трудное положение. Ведь они находились в департаменте Сена-и-Уаза, где комиссар не имел права проводить этот допрос.
К счастью, Ван Хутте передумал и обратился на своем языке к супруге. Та покраснела, смутилась, взглянула сначала на мужа, потом на их гостя и что-то произнесла с легкой улыбкой.
– Потрудитесь перевести, пожалуйста.
– Ладно! Она говорит, что мы давно полюбили друг друга.
– Ко времени свадьбы тому был уже целый год?
– Почти сразу же...
– Иначе говоря, началось после того, как вы поселились на борту?
– А что плохого...
Мегрэ прервал его:
– Меня интересует лишь одно: был ли в курсе Виллемс?
Жеф промолчал.
– Думаю, что в любом случае на первых порах вы, как большинство влюбленных, скрывали от него ваши чувства?
И вновь речник не ответил, а посмотрел в окошко.
– Мы начинаем причаливать. Нужно помочь брату на палубе.
Мегрэ пошел за ним, и действительно, перед ним тянулись набережные Мант-ля-Жоли, виднелись мост и с дюжину барж, причаленных в речном порту.
Дизель работал теперь в замедленном режиме. А когда включили задний ход, то у винта вспенилась большими пузырями вода. С других судов за ними наблюдали свободные от работы люди, а концы принял какой-то мальчишка лет двенадцати.
Было очевидно, что присутствие на борту Мегрэ в костюме и шляпе с полями вызывало всеобщее любопытство.
С одной из баржа Жефа окликнули по-фламандски, и он ответил так же на родном языке, продолжая пристально смотреть за швартовкой.
На набережной, рядом с черной машиной, неподалеку от огромной груды кирпича, стоял инспектор Невё с сигаретой во рту.
– Ну теперь-то, надеюсь, вы оставите нас в покое? Скоро начнем ужинать. Ведь люди нашей профессии встают рано, в пять утра.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Какой еще?
– Вы так и не сказали, был ли Виллемс в курсе ваших отношений с его дочерью.
– Я женился на ней или нет?
– Но вы сделали это только после его смерти.
– Но я-то в чем виноват, если он помер?
– Он долго болел?
Они снова стояли на корме, и Хуберт слушал их разговор, нахмурив брови.
– Он вообще ни разу в жизни не болел, если не считать болезнью то, что напивался до скотского состояния каждый вечер...