Мегрэ и Клошар
Шрифт:
Таких людей частенько видят на судах - коренастых, с широченными плечами и усами, как у моржа.
– Это ваш отец?
– Нет, моссье. Родитель Аннеке.
– Но ваш-то был тоже моряком?
– Нет, грузчиком в Антверпене. И скажу вам откровенно: это - не ремесло для доброго христианина.
– И поэтому вы прикипели к речному делу?
– На баржах я начал работать с тринадцати лет, и никогда никто на меня не жаловался.
– Вчера вечером...
Мегрэ, сочтя, что достаточно умаслил Жефа своими косвенными вопросами, вернулся к своей теме, но тот тут же отрицательно мотнул головой.
– Нет, моссье. Я в эти игры не играю. Вам достаточно перечитать мои показания.
– А если я найду их неточными?
– Тогда делайте то, что сочтете нужным.
– Вы видели, как двое мужчин с автомобиля зашли под мост Мари?
– Читайте бумагу.
– Но они утверждают, что не проходили мимо вашей баржи.
– Каждый может твердить, что ему в голову взбредет, не так ли?
– Они заявляют также, что никогда не видели на набережной и всего-навсего выбросили в Сену труп сдохнувшей собаки.
– же не виноват в том, что они называют это псом.
Молодая женщина вернулась, но уже без малышки, которую, вероятно, уложила спать. Она что-то сказала мужу по-фламандски, он согласился с ней, и Аннеке начала готовить ужин.
Судно стало замедлять ход. Мегрэ подумал, не прибыли ли они уже в Мант, но вскоре увидел в окно буксир, а затем три баржи, тяжело преодолевавшие течение. Оказалось, они просто проходили под мостом.
– Судно принадлежит вам?
– Да, оно - собственность моя и Аннеке.
– Но брат не входит в число совладельцев?
– Что это означает?
– Ну, принадлежит ли ему какая-то часть этого имущества?
– Нет, моссье. Баржой владеет только моя семья.
– Получается, что брат - ваш наемный рабочий?
– Да, моссье.
Мегрэ уже привык к его акценту, к некоторым странностям речи. Судя по взглядам молодой женщины, она практически не понимала по-французски, зная всего несколько слов, и недоумевала, о чем это беседуют муж и его гость на борту.
– И давно?
– Почти два года.
– А раньше он работал на другом судне? Во Франции?
– Как и мы: то в Бельгии, то во Франции. Все зависит от перевозимого груза.
– Почему вы взяли его к себе?
– Потому что мне был нужен помощник, верно? Знаете, это ведь большая баржа.
– А до этого?
– До чего?
– До того, как вы призвали на помощь брата?
Мегрэ продвигался вперед мелкими шажками, подбирал самые безобидные вопросы, стараясь не допустить, чтобы его собеседник снова взбрыкнул.
– Не понимаю.
– Помогал ли вам тогда кто-нибудь другой?
– Конечно...
Но прежде чем ответить на этот вопрос, он стрельнул глазом в сторону жены, как если бы хотел убедиться, что та не поняла, о чем идет речь.
– И кто это был?
Жеф наполнил стопки, давая себе время собраться с мыслями.
– Это был я сам, - в конце концов изрек он.
– То есть, вы были простым матросом?
– Нет, механиком.
– А кто же был тогда владельцем?
– Спрашивается, а имеете ли вы право терзать меня всеми этими вопросами? Личная жизнь есть дело частное. А я, к тому же, ещё и бельгиец, моссье.
Когда он начинал нервничать, его акцент становился заметнее.
– Что это за манера такая? Мои дела касаются лишь меня, и все, и если я фламандец, это ещё не значит, что меня можно вот так запросто полоснуть серпом по известному месту.
Мегрэ сначала не понял этого выражения и, когда сообразил, что хотел сказать Жеф, не мог удержаться от улыбки.
– Я мог бы вернуться с переводчиком и допросить вашу жену.
– Я не позволю тревожить ещё и Аннеке...
– И все же придется это сделать, если я привезу вам соответствующий документ от следователя. Я вообще сейчас задумываюсь, не проще ли мне взять да и отвезти вас всех троих в Париж.
– А что тогда станется с баржой? Нет, этого, я уверен, вы не имеет права делать.
– Тогда почему бы вам прямо не ответить на заданный вопрос?
Ван Хутте наклонил немного голову и взглянул на Мегрэ исподлобья, как это бывает у школьников, вынашивающих планы насчет какой-нибудь пакости.
– Но ведь это мои личные дела...
Он был прав со своими доводами. У Мегрэ не было до сих пор никакого серьезного мотива, чтобы так приставать к фламандцу. Он целиком положился на свою интуицию. Поднявшись на борт недалеко от Жюзьё, он сильно удивился перемене в поведении речника.
Это был уже не совсем тот человек, с которым он виделся в Париже. Жеф был поражен, завидев комиссару на берегу и живо отреагировал на его появление. И с тех пор его ни на минуту не покидала подозрительность, он замкнулся в себе, в глазах не было прежнего блеска, как не стало и своеобразного юмора, отличавшего его тогда, у набережной Селестэн.
– Так что, хотите, чтобы я отвез вас в Париж?
– Но для этого нужны какие-то основания. Существуют же законы...
– Причина налицо: вы отказываетесь отвечать на самые стандартные вопросы.
По-прежнему пыхтел двигатель, и из каюты были видны длинные ноги Хуберта, стоявшего у штурвала.
– Потому что вы все время пытаетесь меня запутать...
– Ничуть не бывало, я стремлюсь лишь установить правду.
– Какую?
Жеф отступал и наступал, то выражал уверенность в своих неоспоримых правах, то, наоборот, испытывал заметное беспокойство.
– Когда вы купили это судно?
– Я его не приобретал.
– Но оно же принадлежит вам?
– Да, моссье, но и жене тоже.