Мегрэ и Клошар

Сименон Жорж

– Вам лучше?

Мегрэ был уверен, что его слова не затеряются где-то там, в тумане мыслей больного, что они будут замечены и поняты. Но устремленные на него глаза все ещё оставались неподвижными, и в них отражалось лишь полное безразличие.

– Вы меня слышите, доктор Келлер?

Это было началом длительной и не оправдавшей надежд борьбы.

Глава пятая

Обычно Мегрэ редко разговаривал с супругой о текущем расследовании. Впрочем, он не обсуждал его и со своими ближайшими сотрудниками и, как правило, ограничивался тем, что раздавал им различные

поручения. Это объяснялось его особенной манерой работать по делу, пытаться понять, мало-помалу проникнуться жизнью людей, о которых о ещё вчера не имел ни малейшего представления.

– Что вы об этом думаете, Мегрэ?
– частенько спрашивал его следователь во время выезда бригады на место происшествия или восстановления обстоятельств преступления.

И во Дворце правосудия повторяли его неизменный в таких случаях ответ:

– Я никогда не думаю, месье следователь.

И кто-то однажды глубокомысленно уточнил:

– Так оно и есть, он просто пропитывается людьми и обстоятельствами.

В известном смысле это было верно, ибо для него слова несли слишком большую смысловую нагрузку, так что он предпочитал отмалчиваться.

На сей раз дело обстояло иначе, по крайней мер, в отношении мадам Мегрэ, вероятно, потому, что благодаря своей сестре, проживавшей в Мюлузе, она ему здорово помогла. Поэтому, садясь в обед за стол, он возвестил:

– А сегодня я лично познакомился с Келлером.

Она была поражена. И не только потому, что он инициативно, сам заговорил о ходе расследования, но и сделал это в жизнерадостном тоне. Может, слово не было совсем уж адекватным. Как нельзя было сказать, что он пребывал в игривом настроении. Тем не менее, в его голосе и глазах проскальзывали некая легкость и определенное хорошее расположение духа.

В кой веки раз газетчики не приставали к нему, заместитель прокурора и следователь не беспокоили. Подумаешь: под мостом Мари напали на какого-то клошара, бросили в Сену, разлившуюся весенним половодьем, он чудесным образом выпутался из этой злополучной ситуации, а профессор Маньен до сих пор не мог прийти в себя от изумления перед его способностью восстанавливать свои жизненные силы.

В общем и целом, то было преступление без жертвы, если не сказать сильнее - без убийства, и никто о Тубибе не беспокоился, разве что толстуха Леа и, может быть, два-три бомжа.

Ну, а Мегрэ посвящал этому делу столько времени, как если бы случилась драма, и вся Франция, затаив дыхание, следили за развитием событий. Похоже, комиссар воспринял его как личную проблему, и по манере, в какой он объявил о своей встрече с Келлером, можно было бы сделать вывод, что речь шла о важном господине, встретиться с которым он и его жена жаждали уже давно.

– Он пришел в себя?
– полюбопытствовала мадам Мегрэ, стараясь не проявлять чрезмерного интереса.

– И да, и нет. Он не произнес ни слова, довольствовался лишь тем, что взглянул на меня, но я уверен, что он не упустил ни слова из того, что я ему сказал. Старшая медсестра придерживается иной точки зрения. Она утверждает, что Тубиб

находится ещё в дурмане от напичканных в него лекарств и его состояние сейчас схоже с тем, что испытывает боксер, поднимающийся с ринга после нокаута.

Мегрэ кушал, поглядывая в окно, слушал птиц.

– У тебя сложилось впечатление, что ему известно, кто ударил его?

Мегрэ вздохнул и в конце концов не удержался от непривычной для него легкой улыбки, и она была сродни насмешке, которая, казалось, предназначалась ему самому.

– Понятия не имею. Мне было бы трудно объяснить сейчас свои ощущения.

Редко когда в своей жизни он бывал настолько сбит с толку, как это произошло сегодня утром в Отель-Дьё, но одновременно и увлечен в такой степени решением загадки.

Уже сами условия, в которых протекала встреча, ни в коей мере нельзя было назвать благоприятными. она проходила в палате, где размещались порядка дюжины лежачих больных плюс ещё трое-четверо сидели на койках или стояли у окна. Некоторые пребывали в тяжелом состоянии и испытывали сильную боль. без конца заливались звонки, то и дело приходила и выходила медсестра, склоняясь над тем или иным пациентом.

Все в большей или мере пристально наблюдали за комиссаром сидевшим возле Келлера, жадно ловили каждое слово.

Наконец то и дело на пороге возникала старшая медсестра и посматривала на них встревоженно и недовольно.

– Вам нельзя долго оставаться с ним, - рекомендовала она комиссару. И старайтесь не утомить больного.

Мегрэ, наклонившись к своему так сказать собеседнику, говорил тихо, мягко, в итоге получалось какое-то бормотание.

– Вы слышите меня, месье Келлер? Помните ли вы, что с вами приключилось в Понедельник вечером, когда вы спали под мостом Мари?

Ни одна черточка лица раненого не дрогнула, но комиссара заботили только глаза, не выражавшие ни страха, ни обеспокоенности. Они были серыми, но какими-то полинявшими, как бы изношенными, присущими человеку, много чего повидавшему в жизни.

– Вы уже заснули, когда произошло нападение?

Тубиб даже не пытался отвести свой взгляд и случилась любопытная вещь: представлялось, что не Мегрэ разрабатывает Келлера, а наоборот, тот внимательно изучает своего визави.

Комиссар почувствовал себя настолько неудобно, что решил представиться:

– Меня зовут Мегрэ. Я руковожу Криминальной бригадой Уголовной полиции. Пытаюсь разобраться в том, что произошло с вами. Встречался с вашей женой, дочерью, речниками, которые вытащили вас из Сены.

Ни один мускула Тубиба не дрогнул при упоминании о его близких, но он готов был ручаться, что в зрачках доктора промелькнула легкая ирония.

– Вы неспособны поддерживать разговор?

Келлер не попытался как-то отреагировать - пусть даже самым легким наклоном головы или движением век.

– Вы осознаете, что с вами разговаривают?

– Ну конечно! Мегрэ был уверен, что не ошибается. Келлер не только понимал все в целом, но не упускал ни малейшего нюанса в произнесенных при этом словах.