Мегрэ и Клошар
Шрифт:
Оба приятеля с некоторым смущением опять переглянулись. Ардуэн вновь было уже открыл рот, но и на этот раз ответил Гийо.
– Поздно. Примерно в час ночи.
– Разве кафе было ещё открыто?
Мегрэ хорошо знал этот квартал Парижа: все заведения там закрывались в полночь, и даже ещё раньше.
– Нет. На посошок мы пили уже на площади Республики.
– Вы были пьяны?
– Знаете, как это бывает. Пьешь, когда переволнуешься. Рюмка... Потом другая...
– Вы не возвращались, не ходили вдоль Сены?
Гийо недоуменно взглянул на приятеля, как бы с просьбой подтвердить его слова.
– Не было такого! А зачем?
Мегрэ повернулся к Лапуэнту.
– Уведи их в соседнее помещение и сними показания. По всей форме. Благодарю вас, господа. Мне, видимо, не стоит добавлять, что все вами сказанное будет проверено.
– Клянусь, что сказал правду.
– Я... я... то... то... тоже.
Все это выглядело как фарс. Мегрэ остался в одиночестве в своем кабинете, подошел к открытому окну, по-прежнему держа шарик в руке. Он задумчиво оглядел Сену, мирно несущую свои воды по ту сторону деревьев. Проследил за проплывавшими мимо судами, отметил светлые пятна женских платьев на мосту Сен-Мишель.
В конце концов он вернулся на место и позвонил в Отель-Дьё.
– Соедините меня со старшей сестрой в хирургическом отделении.
Теперь, после того как она видела его вместе со своим большим начальством и получила соответствующие инструкции, она была приторно любезна.
– Я как раз собиралась с вами связаться, месье комиссар. Профессор Маньен только что осматривал больного. Нашел, что он чувствует себя намного лучше, чем вчера вечером, и он надеется, что удастся избежать осложнений. Это почти чудо...
– Он пришел в себя?
– Не совсем, но начал поглядывать вокруг с интересом. Трудно выяснить, осознает ли он, где и в каком состоянии сейчас находится.
– Повязки ещё не сняли?
– На лице их нет.
– Вы считаете, что он уже сегодня окончательно очнется?
– Это может произойти в любую минуту. Вы желаете, чтобы я вас предупредили, как только он заговорит?
– Нет. Я сам приду к вам.
– Сейчас?
Да, именно в эти минуты. Ему не терпелось познакомиться поближе с самим человеком; пока что он видел лишь его забинтованную голову. Уходя, он заглянул в комнату инспекторов, где Лапуэнт печатал на машинке показания страховщика и его заикающегося друга.
– Я иду в Отель-Дьё. Когда вернусь, не знаю.
Ходу было всего всего-ничего. Он шел туда, как к соседям, не спеша, трубка - в зубах, руки - за спиной, в голове - рой довольно нестройных мыслей.
Подходя к больнице, Мегрэ наткнулся на толстушку Леа, как и вчера, одетую в свою розовую кофту; она с раздосадованным видом отходила от окошка справочной для посетителей. Клошарка тут же кинулась к нему.
– Знаете, месье комиссар, мне не только не разрешают навестить его, но даже отказываются говорить о его состоянии. Грозились вызвать ажана, чтобы тот вышвырнул меня за дверь. У вас есть новости о Тубибе?
– Мне только что сообщили, что ему стало значительно лучше.
– Есть надежда, что он выздоровеет?
– Это вполне вероятно.
– Сильно Тубиб страдает?
– Не думаю, что он это осознает. Предполагаю, что ему делают нужные уколы.
– Вчера какие-то хмыри в штатском пришли и забрали его личные вещи. Это были ваши люди?
Он утвердительно кивнул, добавив с улыбкой:
– Ничего не бойтесь. Все ему вернут.
– Вам все ещё не ясно, кто это ему такую подлянку устроил?
– А вам?
– В течение тех пятнадцати лет, что я живу на набережных впервые случилось, чтобы кто-то напал на клошара. Мы ведь, прежде всего, люди безобидные, и вы должны знать это лучше, чем кто-либо.
Сказанное слово понравилось Леа и она его повторила:
– Да, безобидные. Мы даже не деремся друг с другом. Каждый уважает свободу других. Если бы этого не было, зачем бы тогда было спать под мостами?
Он повнимательнее присмотрелся к Леа, отметил, что её глаза были несколько подернуты красными прожилками, лицо стало ещё более багровым, чем вчера.
– Вы выпили?
– Чтобы заморить червячка...
– Что говорят ваши приятели?
– Ничего. Когда видел в этой жизни все, уже не забавляет что-то там комментировать.
Когда Мегрэ уже переступал порог здания, она спросила:
– Могу я подождать вас, чтобы узнать последние новости?
– Не исключено, что я задержусь надолго.
– Ничего. Все равно, где ошиваться - тут или где-то еще...
Она опять обрела хорошее настроение, свою детскую улыбку.
– У вас не найдется, случаем, сигаретки?
Он показал на трубку.
– Ну, тогда понюшку табаку... раз нечего курить, хоть пожую...
Мегрэ вошел в лифт вместе с двумя медсестрами и больным, которого везли на каталке. На четвертом этаже нашел старшую медсестру, которая выходила из палаты.
– Вы знаете, где он лежит. А я присоединюсь к вам буквально через минуту... А то меня вызывают в службу неотложной помощи.
Как и накануне, взгляды лежачих больных дружно сфокусировались на нем. былое такое впечатление, что они его узнали. Комиссар сразу же направился к койке доктора Келлера, держа шляпу в руке и наконец-то увидел его лицо, с которого сняли практически все повязки, оставив лишь несколько лейкопластырей.
Тубиба ещё вчера побрили, и он мало походил на свое фото в удостоверении личности. Заострившиеся черты лица, землистый цвет кожи, тонкие губы. Но особенно поразило Мегрэ выражение его глаз, когда комиссар неожиданно поймал его взгляд.
Сомнений больше не было: Тубиб рассматривал его, и это не был взор человека, ещё не пришедшего в сознание.
Комиссара смущало то, что их общение происходит в молчании. С другой стороны он не представлял себе, что мог бы сейчас сказать Келлеру. Около кровати стоял стул, и он, усевшись на него, скованно произнес вполголоса: